Князю нездоровилось, видать, простыл, когда выходил вместе с разъездом, да к тому же сказываются переживания, мучающие его уже который год. Падение и гибель Адашевых, его друзей, не давали ему покоя.
После взятия Полоцка Курбский был отправлен воеводой в Юрьев, в коем и сидит уже почти год. Никакой благодарности и подарков от государя после той победы он не увидел и, кроме того, был отправлен в Юрьев, туда, куда перед смертью был отправлен Адашев.
Курбский боялся смерти, как и все люди. Раньше, во времена походов на Казань, в нем было больше удали, он мог с оголенной саблей лететь на врага впереди целого полка, не боялся боли и ран. А сколько лошадей было под ним убито! О, это были славные годы.
Теперь же, когда погибли друзья (несправедливо, как считал Курбский), появился этот животный страх смерти. Князь слишком любил себя и дорожил тем, что имел.
Может, постоянное ожидание опалы сыграло роковую роль в том, что он не смог овладеть недавно городом Гельметом? Да, когда его потрепанный литовскими пушками полк возвращался в Юрьев, Курбский уже думал и ждал, что теперь его непременно казнят. Но Иоанн молчал, и молчание это вызывало еще больший ужас и трепет.
– Княже, принес я, травы заварил целебной, – сказал с заботой появившийся Васька Шибанов. Он протянул господину чашу с горячим отваром.
– Спасибо, Вася, ступай, – кивнул Курбский и, приподнявшись в ложе, начал осторожно пить. Когда с горьковатым отваром было покончено, князь, кутаясь в овчину, поднялся – надоело лежать. На столе грудились различные бумаги, карты, в кожаных переплетах лежали небольшой стопкой книги – князь был очень грамотен, любил чтение и письмо. Из-под этой груды он достал вскрытую грамоту. На ней была печать с изображением герба Великого княжества Литовского.
Недавно он получил письмо от гетмана Ходкевича, в котором он призывал князя перейти на службу к королю Сигизмунду. Взамен были обещаны богатые и обширные владения, почет и, главное, безопасность. Курбский был слишком умен и жаден, чтобы поддаться сразу на столь туманные обещания – ему нужно было знать точно, чем станет он владеть в случае побега. В нем было еще кое-что, что не давало князю тут же сбежать – совесть и… страх. Он тут же вспомнил Дмитрия Вишневецкого, доблестного воеводу, соратника Данилы Адашева. Горячий, буйный, он бежал в Литву, где вскоре пал жертвой интриг – литовцы выдали его турецкому султану, и тот казнил Вишневецкого, подвесив крюками за ребра…
Курбский, поглядев задумчиво на сломанную печать, вновь спрятал грамоту. Как он сможет оставить беременную супругу, сына? И гнев государев непременно обрушится на родичей князя, имеющих значительное состояние. И царь отберет все – он был уверен.
Взяв кочергу, Курбский присел у печи и поворошил в ней горящие угли. От горячих камней струилось тепло. Князь с тоской вспоминал время, когда страной управляли Адашев, Сильвестр и Макарий. Тогда Иоанн был истинным пастырем народа своего, просветителем державы. А что теперь? Безбожные придворные, захватив власть, омыли ум и сердце государя ядом, убедили отвергнуть
