она пожалела о том, что не была в семье единственным ребенком. Потому что настроение Шелби было переменчивым, как погода: то солнечным, то буквально в следующее мгновение начиналась буря. В целом же сестра была глуповата и легкомысленна. Перепады ее настроения действовали на нервы и утомляли. А еще у нее была привычка говорить вещи, одновременно невинные и вызывающие, так что вести с ней разговор было делом крайне утомительным.
Серена проковыляла на галерею. Вид у нее был подавленный, и Шелби с брезгливой гримаской отступила назад, давая понять, что в ее намерения не входит прикасаться к сестре.
– Извини, Шелби, сегодня не самый лучший день в моей жизни, и у меня нет времени обсуждать с тобой его жуткие подробности, – сказала Серена. – Мне нужно переодеться, после чего я снова тебя покину. Кстати, ты не могла бы договориться, чтобы из города пригнали мою машину? Я оставила ее рядом с лавкой Готье.
Выражение лица Шелби мгновенно изменилось – испуг и озабоченность сменились чем-то вроде детского раздражения.
– Разумеется, Серена. Мне ведь больше нечем заняться, кроме как выполнять твои поручения! Боже мой, ты возвращаешься домой в таком виде, как будто побывала под колесами грузовика, пугаешь меня до потери сознания, и первое, что я слышу из твоих уст, – это приказ. В этом вся ты!
Серена, ничего не ответив, проковыляла мимо сестры. Она сильно сомневалась, что Шелби даже заметила ее отсутствие в доме. Потому что если ее что-то и заботило в жизни, так это дети, ее гардероб и ее роль в общественных делах округа. Последнее она воспринимала не как гражданский долг, а как нечто такое, что возвышало ее в глазах окружающих. В общем, хотя она и была хороша, ей не хватало глубины, как пруду с лилиями в японском саду.
Серена вошла в дом и зашагала по коридору. Ей было немного досадно, что у нее нет времени побродить по дому, в котором прошло ее детство. Не считая капитального ремонта, который он претерпел в начале девятнадцатого века, плюс таких более поздних нововведений, как канализация и электричество, дом сохранился практически в первозданном виде, несмотря на свой довольно солидный возраст. А еще он служил вместилищем множеству старинных вещей, увидев которые куратор любого музея издал бы вздох зависти. Впрочем, времени любоваться обшитыми кипарисовыми панелями стенами – местами выкрашенными в золотистые тона, местами прикрытыми выцветшими турецкими коврами – у Серены не было, хотя она и отметила про себя их отблеск на отполированных досках пола. Вместо этого она направилась прямиком к себе в спальню, где сегодня утром оставила чемоданы, прежде чем отправиться на поиски проводника.
– Уезжаешь, говоришь? – неожиданно спросила ее Шелби, как будто слова сестры только-только пробили стену ее раздражения. Она тотчас бросилась за ней вдогонку и, схватив за рукав, словно ребенок, который требует, чтобы мать обратила на него внимание, повторила вопрос: – Уезжаешь? Но куда?
– Хочу проведать Гиффорда.
