поцеловать меня!
– И не надейся!
Она вздохнула:
– Вот все, что я от тебя слышала.
– А ты не зли меня.
– Только ты способен злиться, когда тебя соблазняют. Или ты тоже считаешь меня уродиной?
– Клавка-козявка, – сказал я. – Ты ошалела от свободы без Лари? Смотри, скручу я вас всех в бараний рог!
– Да уж, – она презрительно пощелкала по стелу фиолетовым ногтем. – Дождешься от тебя.
– Кажется, мы с тобой говорим о каких-то разных бараньих рогах…
Клава рассудительно заметила:
– Но у него же их два!
– Поговорили… – я огляделся. – Прикрой меня от вражеского снайпера, ладно? Я ненадолго.
– Катись, катись. Пакет не забудь.
– Какой пакет?
– С продуктами, какой… Думаешь, никто не замечает, как ты таскаешь ей еду? Она совсем села тебе на шею.
– Ничего, пускай сидит. Я не против. Она маленькая. Ведите тут себя хорошо, я скоро вернусь.
Клава язвительно выдала:
– Не торопись. В твоем преклонном возрасте сексом надо заниматься обстоятельно.
– Договоришься – уволю! – пригрозил я.
– Напугал!
Я показал ей кулак и выскочил на улицу, не заходя к себе. Пакет с продуктами, который я и в самом деле приготовил для Арины, так и остался в моем кабинете. После Клавиных выпадов мне не хотелось выносить его у нее на глазах.
Моя «Ауди» радостно вздохнула, когда я открыл дверцу, и умиротворенно заурчала. Казалось, она была спокойна за меня только, когда я находился внутри. Эта машина была со мной меньше года, но мы успели сдружиться с ней так же быстро, как с Клавой. Только к своей «Ауди» я был привязан чуточку больше.
Слово «любил» я не мог отнести к машине. Его слышала от меня только одна женщина, та, которую я окрестил «моей маленькой рысью». Она и вправду была маленькой, и когда мы шли с ней вместе это, наверное, выглядело забавно. Изящество, утонченность, красота – все это были понятия с Ариной не связанные. Но при этом она была ослепительна, как шаровая молния, и я также цепенел в ее присутствии. Чтобы не выдавать своего страха, я разговаривал с ней тоном «папочки», хотя был только двумя годами старше. Она позволяла это, хотя про себя, наверное, посмеивалась, ведь мы оба знали, как я мал в сравнении с этим сгустком таланта, который звался Ариной Фроловой.
Когда она встречала в дверях, по-мальчишески обряженная в шорты и обвислую майку, меня бросало в жар от ее не видимой другим прелести, и от неловкости за свой дорогой костюм, свой рост, свое лицо… Арина приподнималась на цыпочках, всегда босая и прокуренная, как беспризорник, целовала меня в щеку, а я едва удерживался, чтобы не подхватить ее на руки и не отшлепать легонько за то, что она опять целый день не вставала из-за письменного стола и наверняка ничего не ела, и не проветривала комнату. Я наспех делал омлет из перепелиных яиц, которые славятся тем, что улучшают работу мозга. Проверить это мне так и не удалось, потому что Аринин мозг и без них
