я пошел по дороге навстречу закату. Больше всего мне хотелось дойти до него и сгореть. Но в жизни не сбываются как раз главные желания. Эта безнадежность и поддерживает в людях веру в загробный мир.
Тучи не появились, но я так старательно вглядывался в меркнущее небо, словно дождь мог мне навредить. Когда солнце все же скрылось, так и не подпустив меня, я просто рухнул под первым кустом. Я не сразу уснул, просто у меня больше не было сил двигаться.
Перед моими глазами по узким травинкам торопились домой запоздавшие, насекомые. Я видел черные движущиеся точки, но не различал – жук это или муравей. Когда-то мы с Максом без устали ловили бабочек. Не для коллекции, просто соревновались в ловкости. Мы тут же их отпускали, и ни ему, ни мне даже не приходило в голову, что бабочки уже успели пережить ужас смерти. Теперь я понимал, каково это – выскользнуть из-под сачка… Тебе возвращают жизнь, но забывают вернуть желание жить.
Кажется, я только-только задремал, когда кто-то тряхнул меня за плечо. Я сел, ничего не видя в темноте, и потер глаза, до сих пор горевшие от пыли.
– Вот это находка, – произнес незнакомый хриплый голос. – Ты что тут делаешь, салажонок?
– Я не салажонок, – ответил я, еще не разглядев, с кем разговариваю.
Он присел, обдав меня ненавистным запахом крепкого табака, и тяжело задышал в лицо. Теперь я видел, что лучше было не огрызаться – даже на шее у него, красовались тюремные наколки. Он самоуверенно взял меня за подбородок и, пристально оглядев, довольно произнес:
– Интеллигент… Люблю интеллигентов. Со мной на зоне один сидел… Фальшивомонетчик. Так языком чесал – заслушаешься! У тебя с этим как?
– Не знаю, – честно сказал я. – По-моему, не очень.
– Ломаешься? – насторожился он. – А чего разлегся посреди леса?
– Я спал.
– Кореша тебя, что ли, забыли?
– Вроде того. А вы здесь живете?
Он отрывисто хохотнул:
– Ага, прям под кустом. Как зайчик. Ты пьяный, что ли? Вроде, не пахнет. Дрянью, поди, обкурился?
– Я вообще не курю.
– Ну, вставай тогда. Болячку прилежишь на голой земле-то. Переночуешь у меня… Куда среди ночи идти?
Его звали непривычно – Макаром. За те десять минут, что мы добирались до его дома на окраине деревни, он выложил, что освободился только полгода назад, а до этого зона шесть лет была его «мамкой». Посадили Макара, по его словам, за глупость: спалил по пьяни колхозную ферму, которую сторожил. Но на земляков Макар зла не держал, вернулся сюда и в первый же вечер сошелся с одной разведенкой. Теперь ему казалось, что он всегда был к ней неравнодушен.
– Пашуней звать, – произнес он с нежностью и тут же грубовато добавил: – Накопилось в бабе ласки – замучила меня!
Когда мы выбрались на опушку, за которой начиналась деревня, Макар оглядел меня с удивлением:
– А ты чего такой грязный? Увалился куда?
– Вроде того.
Он даже обиделся.
