площадь представляла собой невообразимую картину. Состояние полного хаоса и отсутствие всякого порядка создавали скопления народа; снующие, странно одетые люди торопились в разные стороны, таща тяжелые мешки. Все кричали, толкались, иногда женщины в ватниках, наброшенных на темные длинные юбки, вели упиравшихся ревущих детей, чьи пронзительные голоса усиливали обстановку общей неразберихи. Я сидела на повозке, не осмеливаясь спуститься, и желала, чтобы поскорее вернулись родители. Тем временем Сахнут начал снимать наши чемоданы.
Накануне вечером отец заставил меня выучить наизусть наш московский адрес и адреса его родственников. Вначале я упиралась, думая, к чему все это, и даже не пыталась сделать никаких усилий, но заметив умоляющие глаза отца, зазубрила названия улиц и номера домов.
-Запомни, если ты окажешься одна, немедленно отправляйся к ним, а после уже с ними поезжай в нашу квартиру. Ни в коем случае не ходи туда одна. Я тебе это говорю на всякий случай, по всей вероятности, мы вернемся в квартиру вместе, но ты должна быть готова ко всему.
Вечером я не особенно обратила внимание на его предупреждение, но теперь, увидев полное отсутствие порядка, испугалась. «Неужели придется продираться через эту толпу? Мимо этих людей? Где папа?» И тут я заметила, что родители были совсем близко, выделяясь элегантными пальто на фоне ватников и тулупов. Сахнут стоял около наших чемоданов, которые желтыми кожаными боками тоже разительно отличались от мешков и кошелок.
Родители подходили к нам в сопровождении знакомых, четы Сикориных, мужа и жены, которые покупали билеты на другой день. Наш поезд отправлялся через несколько часов, и Сикорины решили скоротать время вместе с нами. Я уловила отрывки разговора, которые мне показались странными:
-Почему вы не уплыли на пароходе? Ведь была возможность добраться до Константинополя.
Даже я знала, что мы не можем доплыть до Москвы на пароходе. Причем тут Константинополь, если мы живем в Москве? Говорилось все это шепотом.
Отец отвечал, что они настроены ехать в Москву. Там их дом. Мама упомянула, что надеется вернуться в театр, она знает, что театры работают.
-А мне пора идти в школу, - вставила я.
Наступило молчание, как будто собеседники растерялись и не знали, как реагировать на мои слова.
-Вернемся домой, ты обязательно пойдешь в школу, - ответил отец.
Его голос звучал успокоительно, но глаза были беспокойными, будто он сам себе не верил.
Настало время прощаться с Сахнутом. За эти минуты его лицо поменялось, приняв озабоченное и пасмурное выражение. Он сделался понурым, и мне показалось, что из него выпустили энергию и он вот-вот заплачет. Татарин снял тюбетейку, склонился и поцеловал руку маме, его глаза наполнилось слезами. Он резко отвернулся, вытер их рукавом, потом поцеловал мне руку. Перед тем, как отъехать, он повторил родителям:
-Бог даст, еще свидимся.
