таким ярким, что Рауль даже сейчас пришел в возбуждение. – Пузырь шлепнулся прямо на вепря и разорвался, окатив дерьмом всех присутствующих, особенно принца Сандре, который от удивления раскрыл рот как раз тогда, когда он шлепнулся.
Томпсон хохотнул, но моментально подавил смешок.
– Все шло идеально… если не считать того, что у меня не было опыта обращения с таким материалом, как шелк, и я не понимал, что под моим весом шелк с обеих сторон разреза разорвется и я проскользну сквозь разрез, как горячий нож сквозь сливочное масло.
Выражение лица Томпсона было точно таким, каким он запомнил выражение физиономии принца Сандре, когда рот его был полон экскрементов.
– Да. Шелк разорвался, разрез увеличился, и я шлепнулся навзничь на стол. Я лежал прямо на вепре и смотрел на всех этих разгневанных, перепачканных дерьмом де Гиньяров. Они пытались меня схватить, но я, вывалявшись в свином сале, выскользнул из их рук. Я бегал туда-сюда по столу, пытаясь спрыгнуть ближе к выходу.
– Как вам удалось сбежать?
– Мой дедушка был стариком проницательным. Он заподозрил, что я что-то замышляю, и не оставлял в покое моих кузенов, пока один из них не признался во всем. Поэтому, пока я там скакал, моя родня повалила шатер. Я выбрался оттуда, и еще до наступления зимы мои мать и дедушка отправили меня от греха подальше в Англию. – У Рауля сжалось сердце от старого, знакомого чувства вины. – Де Гиньяры нашли и убили моего дедушку. Потом умерла моя мать.
– Не по вашей вине, сэр.
– Может быть, так. А может, и нет. Де Гиньярам не нужно было искать оправдания, чтобы повесить старого человека, и моя мать, возможно, умерла не с горя и не от голода. Но я знаю свой долг перед своей семьей и этой страной, – сказал Рауль. Он выполнит свой долг, пусть даже ради этого придется умереть. А умирать он не собирался.
– Присутствовал ли на том банкете Жан-Пьер де Гиньяр?
Рауль задумался, припоминая.
– Он был одного со мной возраста, значит, должен бы был сидеть в конце стола… Да. Вполне возможно, что присутствовал.
– Значит, он действительно помнит вас, – сказал Томпсон, которого явно одолевали дурные предчувствия.
– Сейчас я едва ли сильно похож на маленького дикаря, каким был тогда.
– Да… но вы все-таки по-прежнему выглядите самим собой.
– Ну, с этим я ничего не могу поделать, Томпсон.
Мужчины смотрели друг на друга, пока в стойло не вернулся Дафидд, который громко откашлялся и заявил со своим четко выраженным валлийским акцентом:
– Послушайте, мистер Лоренс, сэр. Я всего лишь жокей. Я совсем не разбираюсь в политике, но парни вроде меня разбираются в таких типах, как тот, что только что вышел отсюда. Он из тех людей, которым нравится, что таких маленьких людишек, как я, они могут сожрать с костями и не подавиться.
Рауль не стал возражать, чтобы не обидеть его.
– Я ухожу отсюда, – сказал Дафидд. – Сию же минуту.
Рауль,
