за плывущей по морю лодкой, пока волны не прибили ее к берегу. Тогда она сделала глубокий вдох и медленно зашагала в ту сторону. Каждый шаг давался с трудом, но она прошла отмеренный безжалостной судьбой путь и заглянула в лодку. Нет, она не была пустой. Сначала Нюда даже не поняла, что видит перед собой, а когда разглядела ускользнувшие в первый момент подробности, на голове зашевелились волосы, а охвативший ее ужас с криком рванулся наружу, но застрял в сдавленном судорогой горле.
На дне лодки лежали два сцепившихся друг с другом обледеневших тела. Две ледяные глыбы, в которых Нюда не сразу, но все-таки узнала отца и своего старшего брата. Туловище отца насквозь пронзал гарпун, который сжимал в руках ее брат. Рот был широко открыт, но не в предсмертном крике. Челюсти отца вгрызались в горло собственного сына!
13-й день после дня «Х», архипелаг Новая Земля, о. Южный
Электронные часы, которые носил Валера Утесов, рядовой срочной службы по прозвищу Утес, остановились на третий день. Почему именно на третий, а не сразу как долбануло, он так и не понял. Да и какая разница? Остановились и остановились. Кому они сейчас нужны, эти часы, когда весь мир провалился в тартарары? Кто будет измерять время, когда на Большой Земле, может, и людей-то не осталось? Если уж даже здесь, на острове, был слышен грохот ядерных взрывов, а небо так и полыхало зарницами, что же тогда на материке творилось?
Грохота уже давно не слышно, а зарницы полыхают по-прежнему. Каждый день и каждую ночь. Хотя тут, на севере, и не разберешь, когда день, а когда ночь. Солнце как выкатилось на небо месяц назад, так с тех пор и висит. Может, теперь всегда будет висеть. А что, запросто, если сдвинулась земная ось. Вон как долбали и наши, и америкосы проклятые, и китаезы узкоглазые – все долбали. Вполне могли весь земной шар перевернуть, а то чего и похуже. Хотя куда уж хуже? Хуже просто некуда…
Валера взглянул на серое, затянутое тучами пепла и радиоактивной пыли небо, сквозь которую едва пробивалось тусклое северное солнце. Все-таки плохо без часов. Поди узнай, сколько осталось до конца его смены. Солдат зябко поежился. Несмотря на теплое фланелевое белье и армейский бушлат на ватной подстежке он продрог до костей, потому что из темного зева, пробитого в скале туннеля и почти на километр уходящего в недра сопки, постоянно тянет холодом. Не сквозняком, а настоящим могильным холодом. Валера чувствует этот холод каждой клеточкой своего тела, но уж лучше сутки напролет караулить вход в ставшее братской могилой подземелье, чем таскать сюда из ангара разлагающиеся трупы. Бойцы, набранные начмедом[4] в похоронную команду, первые дни почти все блевали. Двое так вообще руки на себя наложили. Поднялись на скалу, где маяк, да и бросились оттуда вниз. Одного потом достали – его тело между камней застряло, а второго так и не нашли – видно, волны унесли труп в море. В части никто не удивился поступку покончивших с собой солдат, да и осуждать самоубийц особо не стали. Решили: их выбор. Многие даже
Начмед – начальник медицинской службы.
