мужчин, бывших на том пиру. Среди других зашла у них речь и о Харальде, сыне Хельги. Пересказав им, о чем они вели беседу, Герута помолчала, а затем обронила:
– Не могу я понять этих братьев, сыновей Хельги, которого мой отец сделал своим ярлом. Один похож на волка, но смотрит на меня, как собака. Другой похож на собаку, а смотрит на меня, как волк.
Тогда ее любимая служанка Тордис, дочь херсира Грима, говорит ей, что не желала бы лучшего мужа, чем Харальд, если бы это от нее зависело.
Выслушав ее слова, Герута призадумалась, а затем негромко произнесла:
– Может быть, и я бы желала того же, будь он из лучшего рода. Но дочери конунга не пристало думать о том, чей дед уводил жен от мужей, а отец бродил, как нидинг, пока мой брат не принял его на службу.
«Вот ведь, небольшого ума была женщина, а сразу приметила, что и в стали Харальда имеется своя слабина, и в меди Фенге таится изрядная крепость. Только где ей было понять, к чему приведет это различие между ними!».
XXVI
Во вторую ночь, проведенную Харальдом в роще Одина, подул ветер сильнее прежнего, и деревья гнулись и трещали под его напором. Люди уже не чаяли увидеть сына Хельги живым, но утром он вернулся в усадьбу конунга. В лице молодого воина не было ни кровинки, а ноги с трудом несли его по земле. Харальд проспал до тех пор, пока слуги конунга не пришли позвать его на пир. Герута уже посылала девушку справиться о нем. Сын Хельги переменил одежду и поспешил в палату, где люди вновь стали его расспрашивать. Подошел к нему и встревоженный Халльфред, сын Анлафа, и спросил, не забыл ли он про их дело к Хрёреку конунгу. Харальд ответил, что и сам о нем не забыл, и другим напомнит.
Когда женщины стали выбирать соседей на пиру, Герута вновь подошла к нему. Она поднесла Харальду кубок с заморским вином и присела на подушку, которую он для нее приготовил. Началась между ними приятная беседа, и люди увидели, что княжна держится с Харальдом так, будто он ее родич или друг с детства. Это не понравилось Хрёреку конунгу, который счел поведение молодых людей слишком вольным. Он тут же послал Бруне приглядывать за ними и вслушиваться в их разговор. Слуга заметил, что при прощании Харальд просил девушку так, словно от этого зависело, жить ему или умереть. Княжна сперва смутилась, потом засмеялась и тихо ответила ему. От ее слов сын Хельги побледнел, но кивнул в ответ. Тогда конунг велел привести к нему молодца, а после него Геруту.
Когда пришел Харальд, конунг спросил, какое у него дело к его дочери.
– Дело у меня больше к тебе, конунг, – отвечал Харальд, – и о нем мы уже говорили, когда были у тебя с Халльфредом. Позволь же нам с сыном Анлафа Мудрого воздать вендам за своих отцов, а мне – проститься с твоей дочерью.
– Разве мое слово – болотный туман?! – воскликнул Хрёрек Метатель Колец. – Приходи ко мне завтра с Халльфредом. А что до прощания, то забудь о Геруте, пока я не поговорю с ней.
Он велел Харальду удалиться и стал ждать свою дочь. Княжна
