закрытый от него ее серыми радужками, точно стальными ставнями:
– Давай поговорим об этом после вечеринки у Исаева.
– А что, после нее у нас что-то такое изменится? – не без иронии поинтересовался он. – Или ты считаешь, что Андрей должен предварительно нас благословить?
– Не знаю… Дай мне шампунь!
Он перегнулся, снял со столешницы раковины бело-желтый тюбик:
– На, держи.
– Спасибо.
Поглядев, как она энергичными движениями взбивает волосы, на потоки воды, устремившиеся вниз по ее груди к животу и ногам, он дождался, когда она промоет глаза и, отфыркавшись, поглядит на него.
– Элисон, – он аккуратно отобрал у нее лейку душа, – может, ты все же внесешь конкретику?
Очередное молчание. Делает вид, что отжимает волосы.
– Элисон?
Если бы он только знал, как она сейчас ненавидела это имя. Но, к сожалению, он не знал и продолжил ее «добивать»:
– Элисон, послушай меня. Я знаю, как я к тебе отношусь, и кто ты для меня.
– Да? И кто же?
– Ну не пресс же атташе? – пошутил он.
– Ха! Меня это как раз устраивало.
– А меня уже нет. Что будем делать?
– Так, – и сердито, на русском: – Я тебе все сказала!
После этого она закрылась от него совсем, если не считать той истории в такси, когда по дороге в аэропорт она сама начала искать его руку. Но в целом – вот он, первый удар от нее, после которого ты, как оплавленная пластиковая игрушка. И если раньше ты мог бы смириться с этим и как-то жить (да по хрен, тебя и не так опускали), то теперь это просто мучительно.
Впрочем, он знал, как это бывает. Понял еще тогда, с Лизой. Он не понял другого: она тоже знала, как это, влюбляться в того, в кого не надо, не стоит, когда ты думаешь, что это только преподнесённый тебе в детстве урок, а оказалось, это на всю жизнь. И каково это, ждать ответ на непринятые им звонки и письма, которые, как перелетная птица, улетают к нему с той лишь разницей, что она еще может вернуться к тебе, а он – никогда больше. И как это, расставаться с мечтой, а потом годами носить в сердце нож, который вываривает твою душу до ледяного: «Я больше никогда и ни в кого себе не позволю!..»
Она все это прекрасно знала!
Она только одного понять не могла: когда она предала свою клятву никогда не сближаться с ним и позволила себе быть счастливой?
В аэробусе на Москву все стало значительно хуже. Она уже знала, что для нее это билет только в один конец. А он пока еще верил в то, что она прекратит над собой издеваться:
– Алиса, давай поговорим?
Но она, бросив оценивающий взгляд на охранников, приставленных к ним Исаевым, уселась в кресло рядом:
– Знаешь, если честно, то я бы очень хотела сейчас помолчать.
– Элисон, если честно, то хватит… Ну услышь ты меня, в конце-то концов?!
