небо или звезды? Хочешь зиму или весны?Хочешь, я приду к тебе сама?
Но, ведь, я приду навечно. Руки положу на плечи.
Будешь пить любовь в моих глазах.
Мчусь неведомо куда – куда. А-а-а-а-а!
Вслед за мной беда, беда, беда, беда.
Не уезжай! Не уезжай!
Не уезжай! Не уезжай!
Пусть судьба неумолима! Пусть! Жестока! К нам!
Я хочу вернуться к синим от ветров глазам.
У меня одна дорога. У меня одна тревога.
Руки, лишь одним верна я вам.
Понимаешь: очень много. Вспоминаешь: так немного!
Никому тебя я не отдам!
Вечность…. Даже вечность пусть умрет!
Пусть ее любовь переживет!
Не уезжай! Не уезжай!
Не уезжай! Не уезжай!!!
– Такие, вот, дела, товарищ лейтенант, – говорит кадровик Владимиру в штабе части, – Продлить Вам пребывание на Кубе нет никакой возможности, так как сейчас идет сокращение штатов и к тому же потребность в переводчиках на Кубе уменьшается. Ну что я могу поделать. Вы у нас на хорошем счету, но в ГУКе виднее. Они нами командуют, а не мы ими. Сами должны понимать. Так что собирайтесь домой.
– Как же так, только что Островскому продлили командировку на второй год. А, ведь, он не семейный, холостяк. А мне женатому не продлевают.
– Ничем не могу помочь.
Ершов выходит из кабинета и медленно в задумчивости закрывает за собой дверь с табличкой «Начальник отдела кадров».
Проводить домой семью Ершовых в аэропорт пришли все приятели Володи, подружки Марии, ее отец с матерью. Мама Марии, одетая в новые желтые брюки, обтягивающие широкие бедра, всплакнула, долго обнимает и напутствует дочку. Высокий, подтянутый мулат, отец Марии, в военной форме, при всех своих боевых регалиях, хлопает Володю по плечу, гладит дочку по головке и успокаивает свою жену:
– Не переживай ты так! – Успокаивает дочь отец, – Ты же в свое время поехала со мной в Африку и ничего, все обошлось. А здесь все же не в Африку ребята едут, а в Москву. И все у них будет хорошо.
Владимир обращается к отцу и матери Марии:
– Я обещаю Вам заботиться о Марии, любить свою жену и нашего сынишку, Энрике.
– Будем переписываться. Обязательно! Со всеми! – Заверяет Островский, не написавший домой ни строчки.
– Конечно! – горячо поддерживает его Владимир.
Владимир обнимается с приятелями. Мария – с родителями и подругами. А Олег Островский, как всегда, не может удержаться, чтобы не сострить:
– Вот декабристка! Тоже за мужем едет. Одна, помню, такая декабристка, поехала за своим мужем в Сибирь и испортила там ему всю каторгу.
– Дурацкая у тебя шутка, Олег. И совсем не к месту.
– Слушаю и повинуюсь. Исправлюсь. Я ж так. Пошутил.
– Я понимаю, а то бы врезал тебе при всем честном народе.
– Я те врежу!
Рассерженный Олег отходит от Толи оскорбленный и непонятый. Последние объятия, пожелания, и чета Ершовых скрывается за барьером паспортного
