еть спрятавшегося в листве певчего дрозда. Но ему это никак не удавалось, казалось, что птичка просто слилась с ветками и листьями, затерявшись среди отблесков солнца и наплывов теней. Вставать же и идти в дом за биноклем ему не хотелось, потому как за то время, которое он потратит на поиск оптики, птичка вполне могла упорхнуть.
– Морис, – донесся до него тем временем голос Мирославы, – посмотри, пожалуйста, мне на ноги комар не сел?
Миндаугас с удовольствием оглядел длинные стройные ноги Мирославы и ответил:
– Нет, никого не видно.
– Будь другом, почеши под коленкой, ужасно чешется, – попросила она, не отрываясь от книги.
Друг детства Шура Наполеонов непременно обозвал бы ее лентяйкой, но Морис безропотно выполнил ее просьбу, осторожно погладив рукой под левой коленкой. Почему под левой? Потому, что она была ближе к нему.
Но Мирослава после того, как он убрал руку, сказала:
– У меня чешется под правой коленкой.
Пытаясь дотянуться до правой ноги, Морис задел Дона, и тот недовольно мяукнул.
– Извини, – проговорил Миндаугас.
– Вот теперь хорошо, – сказала Мирослава и потянулась всем телом, а потом обратилась к коту:
– Слушай, Дон, будь другом, принеси попить чего-нибудь холодненького.
Кот, естественно, и ухом не повел. Вместо него с ковра поднялся Морис и направился в дом. Вскоре он вернулся с двумя кружками домашнего кваса. Среди радужной пены, пахнущей мятой, плавали крохотные айсберги льда.
– Ты просто чудо, – сказала Мирослава и села.
Он спрятал улыбку в уголках губ.
Она сделала пару глоточков.
– Красота! – и замерла, точно поймала за хвост какую-то мысль, пролетающую мимо. Выйдя из задумчивости, она спросила:
– Морис, как ты думаешь, удобно ли есть лежа?
– Что? – удивился он.
– Удобно ли, по-твоему, есть лежа? – терпеливо повторила она.
– Лично мне нет, – ответил он.
– А как же древние греки лежа пировали?
– Я не был на их пирах, и мне трудно об этом судить.
– Жаль…
Он не понял, чего именно ей было жаль: что не довелось участвовать в греческих пирах или что нет ответа на вопрос об удобстве приема пищи лежа. И тут он снова услышал ее голос:
– Надо Шуру спросить.
Морис на этот раз не сумел сдержать улыбки по той простой причине, что Шура мог есть в любом положении, лишь бы было чего есть. В это время зазвонил стационарный телефон в доме.
– Морис, надо протянуть провод до яблони и поставить телефон тут! – Мирослава шлепнула ладонью по краю ковра.
Морис махнул рукой и отправился в дом.
– Только не клиент! – жалобно крикнула она ему вслед.
Но это был клиент, о чем, вернувшись, ей и сообщил Миндаугас. И на ее решительно протестующий жест с улыбкой ответил:
– Я не мог отказать голосу, переполненному мольбой о помощи и невероятной болью.
– Голос, конечно, был женский, – не преминула отпустить ироничный комментарий Мирослава.
– Нет, мужской, – ответил Морис и добавил: – Кажется, звонил молодой парень.
– И когда он приедет?
– Договорились на семь вечера.
– Ты думаешь, надо будет одеться? – печально спросила она, приподнялась, подтянула ноги и положила на них подбородок.
– Я думаю, что надо, – едва заметно улыбнулся он.
– Так жарко!
– Я много раз говорил вам о кондиционере.
Она замахала на него руками, потом снова перевернулась на живот и уткнулась в книгу.
Морис тихо вздохнул, он знал, что если он начнет убеждать ее в преимуществах современных сплит-систем, то ему придется в который уже раз выслушать печальную историю о гибели 34 американских легионеров после 49-го ежегодного съезда Американского легиона, состоявшегося в 1976 году в гостинице в Филадельфии. Доводы о том, что сейчас уже ХХI век, кондиционеры стали иными и, если следить за их чистотой, они не представляют никакой опасности, на Мирославу не действовали. Она упорно твердила, что микробы и бактерии по-прежнему сидят в кондиционере и только и ждут случая, чтобы напасть на обитателей дома.
Морис пытался объяснить, что для размножения микроорганизмов нужна влажность, а в современных кондиционерах ее нет, зато есть очистительные
