кривая количества транспортов идёт к нулю. Я хорошо запомнил, как обменялся мнением по этому поводу и своими опасениями с А.И. Микояном (ведь дело шло о транспортах, которыми он тогда ведал), а он мне ответил, что это невероятно. Это, конечно, не его личное мнение. Но такое мнение я слышал в это время и от А. А. Жданова. Нападение Германии на СССР считалось невероятным. Исходило оно, бесспорно, от Сталина и было в известной степени логично. Разве можно было ожидать, что немцы откроют „второй фронт” и не прислушаются к советам покойного „железного канцлера” Бисмарка?
Но в ходе войны не всегда политики управляют событиями, а нередко и сами находятся у них в плену.
Для первой половины мая неверие в скорую войну ещё как-то объяснимо. Но, к сожалению, оно продолжалось до самых последних мирных дней. И только днём 21 июня в настроении Сталина произошёл коренной перелом: под тяжестью фактов он признал возможным скорое нападение немцев и стал отдавать приказания в этом направлении».
Адмирал опять либо лукавит, либо просто не знает (что вряд ли), что в западные округа ушли ещё 11–14 июня директивы НКО и ГШ о фактическом выполнении планов прикрытия – «вывести глубинные дивизии в районы, предусмотренные планом прикрытия». Что на языке военных означает – именно при угрозе войны такие выводы войск в эти районы допускаются.
Также, похоже, адмирал не знает, что, начиная с 11 июня, после того как Гитлер подписал приказ вермахту о нападении на СССР с 22 июня, донесения о точной дате нападения по различным каналам (от разведок различных ведомств до особенно пограничников) пошли валом, и на сегодня опубликовано с полсотни подобных фактов…
«Моё убеждение, что сведения, полученные нашим военно-морским атташе в Германии М.А. Воронцовым, носят провокационный характер, Г.К. Жуков считает, видимо, ошибочным. Я и сам писал об этом в книге Накануне”. Однако нельзя не считаться и с тем, что Главный морской штаб и нарком ВМФ не имели доступа ко всем сведениям, получаемым Генштабом по линии Разведывательного управления».
Хитрая оговорка, в случае чего – какой с адмирала спрос за его высказывания, если ему «не докладывали данные разведки» по событиям перед 22 июня. Хотя тут он прав: на начало мая его реакция на донесение Воронцова была вполне верной.
«Большое количество самой различной информации о вероятности нападения Германии, начиная от Зорге и кончая отдельными перебежчиками на западных границах, концентрировалось в Генштабе, там анализировалось, и поэтому только там могли быть сделаны правильные выводы.
Это, конечно, была дезинформация. Уже после войны я случайно натолкнулся на материал из немецких источников. По нему видно, что наш военно-морской атташе в Берлине М.А. Воронцов был включён в список лиц, подлежащих дезинформационной обработке. Оказывается, его приглашал адмирал Редер и тоже клонил свою речь к возможному наступлению Германии на восточные владения Англии. Это было уже в период активной подготовки операции Барбаросса”, и М.А. Воронцов,
