tion>1
Вчера Комитет Гражданской Совести (КГС) снова проводил обыск в моей прокуренной комнате. Комиссар Дрынов для формальности порылся в постели, пролистал несколько книг, держа их вверх ногами, заглянул в холодильник и с облегчением улыбнулся бутылке водки, которую я приобрел к его приходу. Вопреки своему обыкновению он не стал забирать водку. Выпили вместе и закусили лошадиным сыром. Молча. Затем Дрынов сухо прокашлялся и сдержанно пожаловался на жизнь:
– Гоняют нас как собак, Семен Сергеич, и тоже обыскивают.
Я понимающе придержал кисть в дряблом рукопожатии чуть дольше положенного, Дрынов вздохнул, почесал за ухом татуировку филина и вышел. Я проследил в окно, как удалялась его тучная фигура, бликуя на солнце запотевшей лысиной.
Нельзя сказать, что меня в чем-то подозревали. Не больше любого другого журналиста. Опасения могла вызвать лишь публикация недельной давности, посвященная нетрадиционным разработкам в области хранения данных. Отличились дуболомы из Чухово. Додумались же – использовать вместо кактусов шампиньоны. Якобы грибной мицелий обладает превосходной скоростью передачи информации в больших объемах. Свои сомнения на этот счет я и выразил в статье, причем в мягкой форме. А потом забеспокоился: не погорячился ли? Однако главный редактор Нелетучкин успокоил меня: «Кому это Чухово нужно? Они десять лет на преференциях сидят и в ус не дуют. Поэтому можно за эти усы их слегка и подергать. Не обидятся».
По моим расчетам, Дрынов уже полировал свою широкую душу в пивной, а потому я извлек из тайника в радиаторе пиратский блоссфельдий. Крошечный, в прозрачном контейнере без пломбы, он беспомощно барахтался в мутном питательном сиропе. В центре его темно-зеленой головки наклевывался бутон, кактус готовился к цветению. Жить блоссфельдию оставалось недолго. За этот пиратский блосс можно было схлопотать несколько лет лагерей, а за его содержимое никогда оттуда не выйти.
До разложения блосса оставалась пара дней. Мне было нужно срочно сохранить файлы. Загружать их на свой ПК было равносильно самоубийству. Это Дрынов нетрезвыми вечерами терся мундиром о штукатурку подъезда, пуская сопли на галифе. Группа быстрого реагирования реагировала быстро. Каких-то десять минут, и филины КГС уже здесь, клюют мне глазницы, запустив когти в нутро. А я так и не начал читать «Три измерения Родины» – поэму некого Васи Сварога, запрещенного писателя-барда, так он себя называл.
Содержание мне пересказывали, изрядно перевирая. Издержки устного творчества, что поделать. Вещал он следующее: якобы существуют три параллельных измерения Руси. Наш мир – это Нижняя Русь, наша планета, где все изначально русские, включая различные субэтносы, как нас и учили. Есть и Средняя Русь – мир, где русские проживают главным образом в стране Россия, самой большой и богатой. Причем другие субэтносы являются самостоятельными народами, обладающими собственной культурой, и даже говорят на своих языках. Верхняя Русь представляет собой таинственный остров, где русские живут среди разумных берез, с которыми они мило общаются телепатически. Вася Сварог утверждает, что он побывал в каждом из миров, о чем и спешит сообщить всем жаждущим истины. Причем его мифологема складывается в учение, у которого есть свои приверженцы. Признаться, я таковых не встречал. Говорят, они мастера конспирации, но, думаю, их просто не существует. Известно, что потрепанной интеллигенции присущ мистицизм, которым она стыдливо прикрывает свои комплексы. Вася Сварог интересовал меня сугубо как журналиста. Я всегда увлекался запрещенной литературой. Общее впечатление: огня меньше, чем дыма. И чем больше дыма, тем больше вероятность, что со временем цензуру снимут. Но за Васю взялись крепко. В Комитете Гражданской Совести имеется особый прейскурант, он прописывает, сколько и за что впаять. К примеру, за инструкцию к сборке инкубатора блоссов можно отделаться штрафом, за «Кыштымские частушки» получить полгода, а за Васю – загреметь навсегда.
Свой крякнутый планшет, отключенный от сети, в целях безопасности я прятал в лесу. Туда я и собирался на выходные, чтобы тихо под елочкой предаться нелегальному чтению. Но мне подсунули зацветший блосс. Придется покупать новый. Более того, я собирался выгодно продать «Три измерения родины».
2
Я не любил бывать в Хрязино. Там пахло шпалами и миазмами жирового комбината по переработке несъедобного дерьма во съедобное. С другой стороны, это отпугивало жандармов, которые днем предпочитали пастись на овощебазах, а по ночам гонять центровых шлюх нагайкой. Хрязино представляло собой эдакий заповедник, где криминальный сброд ощущал себя относительно свободно. Причем вероятность схлопотать трубой по затылку там была существенно ниже, чем у меня на районе, не самом плохом в Тмутаракани месте. Хрязинский паханат высоко ценил атмосферу прирученного хаоса. Любой беспредел по возможности пресекался, волки делали вид, что уважают овец, а те делали вид, что их не боятся.
Выйдя из метро, я привычно уткнулся
