ты не знаешь, что вдали,там,
в море,
с тобой танцую я сейчас
вальс,
Белла.
В погоне за дешевой популярностью
Мне скоро тридцать. Я герой пародий,
статей, разоблачительных стихов.
Приписаны мне прочно все пороки
и все из существующих грехов.
Мне говорят порой, что я пишу
в погоне за дешевой популярностью.
Возможно, скажут вскоре, что дышу
в погоне за дешевой популярностью.
Когда-нибудь я все-таки умру.
И постараюсь тихо, а не буйно.
Надеюсь, что хоть этим я уйму,
умаслю я умаявшихся уйму.
Не будет хитрой цели у меня.
Но кто-то с плохо сдержанною яростью,
наверно, прошипит, что умер я
в погоне за дешевой популярностью.
Ира
Здравствуй, Ира!
Как живешь ты, Ира?
Без звонка опять пришел я,
ибо
знаю,
что за это ты простишь,
что меня ты снова не прогонишь,
а возьмешь —
и чем-нибудь покормишь
и со мною вместе погрустишь.
Я тебе не муж
и не любовник,
но, пальто не сняв еще,
в ладонях
руку твою бережно задерживаю
и целую в лоб тебя,
зардевшуюся.
Ты была б женой такою чудною —
преданною,
верною,
чуткою.
А друзья смеются:
«Что ты, Женечка!
Да и кто на ней, подумай, женится!
Сколько у ней было-перебыло.
Можно ли,
чтоб эта полюбила!»
Знаю черт-те что в постели делавших,
но умевших оставаться в девушках!
Ненавижу лживых и растленных
этих самых «целок» современных.
Ты для подлецов была удобная,
потому что ты такая добрая.
Как тебя марали
и обмарывали,
как тебя,
родимая,
обманывали.
Скоро тридцать —
никуда не денешься,
а душа твоя такая девичья!
Вот сидишь ты,
добротой светясь,
вся полна застенчивым и детским.
Как же это:
что тебе сейчас
есть с кем спать,
а просыпаться не с кем?!
Пусть тебе он все-таки встретится,
тот,
кто добротой такой же светится.
Пусть хранит тебя
не девственность детская,
а великая девственность —
женская.
Пусть
