в знакомом селениигрузинские травы целебные
я к ранам своим приложил.
Я в женщине той обманулся,
с которой судьбу я связал,
и друг от меня отвернулся
за то, что я правду сказал.
Но вот у кувшинов пузатых
с друзьями своими стою,
грызу кукурузный початок
и крупною солью солю.
Свободный от уз и клевет
я запахом трав отуманен,
и брат мой —
грузинский крестьянин,
и брат мой —
грузинский поэт.
О свежесть початков душистых!
О промельк форели в волне!
И прежняя жадность до жизни
опять загудела во мне.
Мне надо снегов крупитчатых,
мне надо слез и забав…
Весь мир —
кукурузный початок,
похрустывающий
на зубах!
«Что заставляет…»
Что заставляет
крановщицу Верочку
держать черемухи застенчивую веточку
и веточкой дышать
и сразу делаться
как маленькая-маленькая девочка,
которая не восемь строек выдюжила,
а в первый раз
одна
из дома выбежала?!
Что заставляет
старого бетонщика
глядеть под вечер
нежно и беспомощно
на Волгу молодую,
разливанную,
от зыбкого заката розоватую? Казалось,
мы с природой разлучились
и ветками дышать
мы разучились.
Но в нас жива любовь
к всему российскому,
зеленому,
пахучему,
росистому.
И мы, усталые,
среди цементной пыли,
как дети,
улыбаемся цветам.
Природе надо, чтоб ее любили.
Ей это надо так же, как и нам.
Сердитые
Век двадцатый,
век великий спутника,
сколько в тебе скорбного и смутного!
Ты и добрый век,
и век-злодей,
век —
убийца собственных идей,
век сердитых молодых людей.
Молодые люди
сильно сердятся.
Их глаза презреньем к веку светятся.
Презирают партии,
правительства,
церковь
и философов провидчества.
Презирают женщин,
спят с которыми,
землю
