в котором жила летом, чтобы реже попадаться на глаза отчиму, и, который стал уютным гнездышком для встреч со своим единственным и любимым.
Попрощавшись с Любашей и Адамом после Шурочкиного дня рождения, она зашла в свое жилище и тяжело вздохнула. Здесь было чисто и уютно. Она обвела взглядом все вещи, находившиеся в этой милой душе комнате, и сердце ее защемило. Она с грустью погладила край постели, на которой остался отпечаток тела Михаила, подушку, на которой лежала его голова, спинку стула, о которую опиралась его рука. Потом подошла к столу и взяла в руки бокал. Это был любимый бокал Михаила. Она поднесла его к своим губам, будто надеялась почувствовать его губы, которые когда-то касались этого бокала. «Он никогда больше не придет ко мне», – мелькнула мысль в ее голове, и невольная дрожь пронзила все ее тело.
Вера уже не ждала его, когда Михаил вошел в сарай. Она, одетая, лежала на не разобранной постели и, положив руку под голову, смотрела в потолок. Она лежала в темноте и, услышав скрип двери, спросила, не вставая:
– Кто там?
Секунду-две Михаил молчал, а затем сказал приглушенным голосом:
– Я это.
Услышав любимый голос, она стремительно соскочила с постели. Она прижала руки к груди, точно боялась, что сердце ее выскочит, но, собрав все свои силы, задыхаясь, выговорила:
– Чего тебе? Чего ты хочешь от меня, Миша?
– Пришел вот к тебе, – ответил он.
– Уходи. Все видят, как ты обхаживаешь Настю. Уходи, ради бога! – взмолилась Вера.
Голос ее дрожал и обрывался.
– Мне перед людьми стыдно. Всех баб в деревне перебрал, а я для тебя – запасный вариант.
Вера, пошатываясь, побрела вдоль стены сарая, остановилась возле стола и зажгла свечу. Свеча ослепительно загорела, света ее хватало на эту маленькую комнату, а за окошком стояла густая тьма.
– Вера, перестань ревновать, ты же знаешь, что я люблю только тебя.
– Почему тогда не женишься на мне? Мне уже двадцать пятый год пошел, сколько мне ждать еще?
– Но мне-то всего двадцать два, рано мне жениться.
– Ты хочешь сказать, что я стара для тебя? Так зачем пришел? Отпусти ты меня, мочи нет больше, исстрадалась я вся, – горько и отрешенно произнесла она.
– Прости меня, Верочка, прости! – всхлипнув, как мальчишка, Михаил кинулся к ней, обнимая и сползая к ее ногам.
– Что ты, что ты, Мишенька? – растерянно проговорила Вера.
Голос ее перехватило, по бледному лицу пробежала судорога. Обессилив, она присела на постель, положила к себе на колени голову Михаила и стала ее гладить. Спина его качнулась и начала выпрямляться, лопатки на спине сошлись, он жадно хватал ртом воздух, словно нечем было дышать, потом навалился на нее всем телом, точно хотел раздавить.
– Мишенька, любимый мой! – прошептала она.
Рассвет еще не наступал, хотя за окнами быстро просыпалась жизнь. Сперва
