в салоне. Агата и Александр показывали айле Тали свои рисунки. А теперь и сами рисуют.
Император, хоть перед ним и лежала стопка финансовых отчётов, не удержался от слабой улыбки.
– Что думаешь?
– Пока всё неплохо, ваше величество. Вам бы тоже понравилось, если бы вы видели.
Если бы он видел…
Арен покосился на часы. До следующего совещания целых двадцать минут.
Он успеет.
Когда император вышел из камина в салоне, ему сразу стало весело. Агата, Александр и София расположились на ковре посреди комнаты и совершенно не обратили внимания на его появление – прямо перед ними был расстелен большой лист бумаги, на котором они в шесть рук что-то рисовали.
Арен подошёл ближе, и настроение ещё немного поднялось – там, на рисунке, было море. Александр раскрашивал голубой краской небо, Агата пыхтела над лазурными оттенками моря, а новая аньян… Она рисовала корабль. Совершенно чудесный парусник, парящий над волнами.
– Папа! – воскликнул Алекс, первым заметив его. Сразу после этого восклицания Арен ощутил нечто похожее на то чувство, что уже приходило к нему в тот миг, когда он выбирался из камина в комнате Софии. Он никак не мог в нём разобраться, но это чувство, несомненно, было приятным.
Погладив по головам вскочивших детей, Арен встал неподалёку, кивнул охранникам – те, наоборот, отошли дальше. София тоже хотела встать, но он махнул рукой:
– Не нужно, творите. Я ненадолго, просто решил вас проведать.
И вновь это чувство. Тёплое, дрожащее, как ласковое касание весеннего солнца.
– Я рада, – сказала аньян, чуть улыбнувшись, и в этой неловкой улыбке Арен увидел отражение чувств Софии. Она не врала – действительно была рада. – У ваших детей несомненный талант. Я просто поражена. Предложила им нарисовать одну картину на троих, у каждого – своя задача. И посмотрите, какое чудесное небо нарисовал Александр. А море Агаты! Вот здесь даже словно видно подводные камни… и рыб!
Плеснуло восторгом – теперь Арен уже был уверен в том, что София чувствовала именно восторг. Ей нравилось то, что рисовали его дети.
– Ваш парусник не хуже нашего моря и неба! – сказала Агата горячо, и по её покрасневшим щекам император понял, что эмоции Софии пробили эмпатический щит дочери. Пока это частенько случалось. – Да, пап?
– Да. Верни щит на место, моя радость.
– Ой…
София удивлённо покосилась на Агату, которая резко зажмурилась – она всегда так сосредотачивалась, – и Арен пояснил:
– Щит от эмоций. Его пробило.
Девушка моргнула – и тепло, которое шло от неё, вдруг сменилось волной холода.
– Пробило?.. Из-за меня?
– Нет, – сказал Арен, но Агата его перебила:
– Что вы, конечно, нет! Я просто плохо ещё управляюсь со всем этим. Мне надо учиться.
– Хорошо, – вздохнула София, явно испытав облегчение. Холод
