хорошо, но что он его читал и перечитывал, толковал, разбирал и сопоставлял с тысячью других греческих авторов, его друзей и врагов; и в конце концов была произведена величайшая работа, не только без всякой пользы, но также с величайшим убытком; так что желающий увидеть, в какую бездну глупости и высокомерного тщеславия погружает педантский обычай, пусть рассмотрит эту его книгу… Но вот пришли Теофил и Диксон.
Полиинний. Добро пожаловать, господа. Ваше присутствие – причина того, что мой гнев не мечет молниеносных суждений против пустых положений, поддерживаемых этим болтливым бездельником.
Гервазий. А меня вы лишаете удовольствия забавляться величием этого почтеннейшего сыча.
Диксон. Все идет хорошо, если не гневаться.
Гервазий. То, что я говорю, я говорю шутливо, ибо я люблю синьора маэстро.
Полиинний. Я также, если гневаюсь на что-либо, гневаюсь не всерьез, так как у меня нет ненависти к Гервазию.
Диксон. Хорошо. Итак, дайте мне приступить к обсуждению с Теофилом.
Теофил. Итак, Демокрит и эпикурейцы, которые все нетелесное принимают за ничто, считают в соответствии с этим, что одна только материя является субстанцией вещей, а также божественной природой, как говорит некий араб, по прозванию Авицеброн[38], что он показывает в книге под названием «Источник жизни». Эти же самые, вместе с киренаиками, киниками и стоиками, считают, что формы являются не чем иным, как известными случайными расположениями материи. И я долгое время примыкал к этому мнению единственно потому, что они имеют основания, более соответствующие природе, чем доводы Аристотеля. Но, поразмыслив более зрелым образом, рассмотрев больше вещей, мы находим, что необходимо признать в природе два рода субстанций: один – форма, и другой – материя; ибо необходимо должна быть субстанциальнейшая действительность, в которой заключается активная потенция всего, а также наивысшая потенция и субстрат, в которой содержится пассивная потенция всего: в первой имеется возможность делать, во второй – возможность быть сделанным.
Диксон. Всякому, умеющему хорошо размышлять, ясно, что первый имеет возможность делать все лишь в том случае, если всегда имеется то, что может быть сделано всем. Как может неделимая Душа Мира (я говорю о всей форме) образовывать фигуры без обладающего размерами или количествами субстрата, каковым является материя? И как может материя получить форму? Быть может, сама собою? Ясно, что мы можем утверждать, что материя получает фигуру сама собою, если мы склонны все оформленное всеобщее тело считать материей и называть его материей, как животное со всеми его способностями мы назвали бы материей, отличая его не от формы, но от одной только действующей причины.
Теофил. Никто не может помешать вам пользоваться названием материи по вашему способу, как, равным образом, у многих школ она имела разнообразные значения. Но этот способ рассмотрения, о котором вы говорите, я знаю, может хорошо подойти лишь какому-либо механику или врачу, работающему
