Атикова. Денно и нощно я молил судьбу вызволить меня из этого сурового края.
О том же просил мой ротный. Особенно после того, как я опробовал на себе оригинальную методику самолечения.
Маменьке, медсестре одной из ленинградских больниц, я написал письмо, в котором попросил выслать мне «что-нибудь от чирьяков». Вскоре поступила бандероль с полудюжиной флаконов салицилового спирта, а заодно и с парой коробок моих любимых конфет с ликером.
«Кирилл, это средство от фурункулов, – писала мама. – Старайся почаще протирать их…»
Надпись на этикетке «Для наружного применения» почему-то убедила меня в прямо противоположном. Мы с сержантом Трофимовым быстренько приняли содержимое флаконов вовнутрь, закусили конфетами и спокойно улеглись в койки.
Послеобеденная дрема была обычным делом для старослужащего, Трофимов даже табличку оставлял на тумбочке: «Не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым», но чтобы салага завалился средь бела дня в «люлю» – такого еще не было, поэтому дежурный по части, некстати забредший в нашу казарму, не на шутку разозлился. В мгновение ока я был поднят с постели и, пошатываясь, попробовал принять стойку смирно, будучи одетым лишь в кальсоны. Это окончательно доконало старлея, и он начал орать на всю казарму:
– Что за безобразие? Куда смотрит замкомвзвода?
Несмотря на предупредительную табличку, сержанта тоже разбудили. Вернее, только попытались разбудить, ибо обиженный Трофимов, не отрывая головы от подушки, свесил руку с кровати и, нащупав сапог, «выстрелил» им на звук.
Попал – и, еще не проснувшись, со мною вместе оказался на гауптвахте.
Каждый из нас получил пять суток. Сержанта, кроме того, разжаловали в ефрейторы, что как-то не очень гармонировало с расхожим мнении об ефрейторе, как об отличном солдате. Меня же понижать в звании дальше было некуда.
И тут пришла в движение рука Судьбы. Видимо, разобиделась леди Фортуна, что не внял я ее предостережением, напрягал дальше взаимоотношения в гарнизоне – и она отвязалась.
…В поселок К. с гарнизонной гауптвахты я уже не вернулся. Как, впрочем, и разжалованный сержант Трофимов. Вернее, мы вернулись, но только для того, чтобы забрать личные вещи.
Пока мы прохлаждались на гарнизонной гауптвахте, капитан Атиков получил приказ отправить двух наиболее подготовленных морских пехотинцев в расположение «Учебно-тренировочного отряда легких водолазов Краснознаменного Черноморского флота», на базе которого, оказывается, не так давно было создано и сейчас комплектуется разведывательно-диверсионное подразделение ВМС СССР под безобидным названием «Дельфин».
Почему-то у капитана Атикова ни на минуту не возникли сомнения, что «наиболее подготовленные бойцы», достойные представлять дальневосточную морскую пехоту в частях особого назначения, – это как раз мы, наказанные и разжалованные.
Как
