Там, в скалах. И что переводиться он просьбой. Или даже мольбой – «пощади»!.. С той лишь разницей, что командир видел несколько иероглифов, а Рената один. Романа почему-то просили пощадить какое-то дитя.
Буров молча играл желваками. Видно было, что вся эта история ему поперёк горла, ведь мистикой от неё несло за версту. Но стоило отдать должное: за время, проведённое на Ясной, Истукан перестал реагировать на подобные вещи радикально.
Трипольского и вовсе как будто подменили. Вместо тысячи тысяч предположений что бы это могло быть, он ограничился лаконичным ответом, точно по сути – ни словом больше, ни словом меньше. И тут же был таков.
Рената легла на кушетку напротив той, на которой умер Александр Александрович. Мысли её вертелись, наскакивая друг на друга, но взгляд оставался на одном месте. На пустующей кушетке.
Как доктор Кислых могла дотянуться до отчаявшегося Саныча? Разве она способна на такое? Страшно подумать, что подобное осуществимо…
Нет, это не Валентина Богдановна. Во-первых, способ, которым вносили Ординатора первым подопытным, был так сказать… грубым. Он не предполагал и половины тех способностей, которыми обладали нынешние психосерверы.
Во-вторых, жест, что часто изображала Милош – она ведь и тогда выстроила пальцами литеру «V»… или же, если участь большой палец, какой-то непонятный трезуб. Да, скорее второе… Судя по всему, в тот момент на неё влиял кто-то посторонний. Вихрь, например… Ведь Роман говорил, что умирающее существо внутри его экзотела сигнализировало ему кистью. И, судя по описанию, – ретроспектива отчего-то не сохранилась! – жесты были схожи…
Рената поёжилась, глянула на повреждённую. Но ту интересовала лишь каша и пределы её размазывания по мягкому полу. Тогда она выдохнула и закрыла глаза. Погружение состоится так или иначе – Рената не особо верила во внезапный успех предприятия командира. Поэтому поспать было бы не лишним. Но, едва задремав, вдруг вскочила и опять уставилась на Милош. Повреждённая сидела там же и делала ровно то же – ничего не поменялось.
Монитор реаниматора показывал неутешительные цифры. С таким метаболизмом Ганич никогда бы не стал наркоманом. Наверное, поэтому он выбрал себе другой наркотик…
Мысли скакали вразброс, подстёгиваемые постоянной тревогой. Рената выдохнула, послала всё к чёрту и легла. Нужно отдохнуть.
Усталость обняла нежно, тёплой шалью по плечам. Она не заметила, как уснула. Зато спустя какое-то время вдруг чётко поняла, что больше не спит. Полежала чуть-чуть, воображая, что, открыв глаза, увидит белый потолок своей квартиры в Бердске. Вздохнула тяжко и поднялась.
Операционная. Белизна стен, стойкий запах кварца и хлорного раствора. Извечный строгий порядок инструментов на наспех прибранном столе, брошенный в ведро халат доктора, перепачканный во время ампутации гноем и кровью, ещё не убрали. И пустой операционный стол с любопытно нависающей многоглазой светодиодной лампой, у которой прямо во время
