а высокое птичье гнездо, где поместятся две взрослые птицы и выводок. Пахло от Зои словно от цветочной клумбы, что напротив горкома партии.
Хозяйка смотрела на Сурена взглядом безнадежно влюбленной коровы, мечтающей о взаимности. Она хотела, чтобы красавец с точеным лицом, отвязал колокольчик, потянул веревочку и увел ее в лес. Сурен вежливо поздоровался и покосился на портрет в тяжелой золоченой раме, – муж Зои, известный партиец, в военном френче с орденом Ленина на груди стоял на фоне горных вершин и восходящего солнца, похожего на истертый пятак. Он был немолод, сед, с узкой грудью и большим отвислым носом. Лучший художник Армении старался превратить супруга Зои Ивановны в мужественного красавца, вложив в портрет все мастерство и талант, щедро отпущенный Богом, – но до конца с задачей не справился.
Зоя опустила крышку секретера, достала из ящичка увеличительное стекло, вытащила драгоценности из футляра. С видом знатока она разглядывала гарнитур минут пять, задавая Сурену пустые вопросы, потом ей все это надоело, она сложила драгоценности в футляр, ушла, вскоре вернулась с деньгами и объявила, что сейчас они будут пить кофе, но если есть желание, – можно и коньячка. У Сурена не было времени, не было желания, но только что он заработал две с половиной тысячи рублей, даже не ударив пальцем о палец, отказать хозяйке – нельзя.
Они сидели друг против друга за кофейным столиком и болтали ни о чем. Иногда Зоя низко наклонялась, чтобы добавить сливки или взять конфетку, и на несколько секунд застывала, не замечая, что халат распахнулся на груди. Сурен сглатывал слюну и с трудом отрывал взгляд от прелестей хозяйки, ерзал в кресле, старался смотреть в окно. Зоя небрежно провела рукой по коленям, полы халата разошлись, она выставила напоказ ровное колено и бедро, гладкое и розовое. Сурен стал смотреть в окно еще внимательнее, еще пристальнее. Там ничего не происходило, только пролетел самолет, оставив за собой белую полоску.
Зоя щебетала о сестре, которая живет в Москве и пишет, – по телефону об этом говорить нельзя, – что магазины стоят почти пустые, за любыми продуктами очереди, трудно купить даже стиральный порошок и детский крем, а уж про обувь или приличную одежду, – говорить нечего, они пропали давно. Даже сигареты, – и те трудно достать. Зоя высылает сестре вещи, которые покупает здесь, в партийном распределителе.
Может быть, жене высокого партийного чиновника не позволены крамольные речи, но Горбачев, у которого от собственного величия ум за разум зашел, этот бывший секретарь ставропольского обкома партии, – ничтожная личность с причудами, пустой говорильней, – доведет людей до того, что даже здесь, в Ереване, население будет ходить голым и в лаптях, вместо вина пить ржавую воду из крана, вместо шашлыков есть зеленые сосиски с просроченным сроком годности.
И еще: Горбачев заставляет местных партийцев выполнять бессмысленные унизительные поручения. Раньше муж Зои Ивановны возвращался домой в пять вечера, ну, если с друзьями
