несмотря на предосторожности, их заметили раньше, чем удалось достигнуть тына. В посаде началась бестолковая суета. Уже не скрываясь владимирцы кинулись перескакивать через жерди забора. Завязался бой. Бабы с детишками бежали, укрыться в избы, большая группа горожан попыталась прорваться к граду. Но перепуганные вратари46 затворили тяжелые створы ворот. Толпа оказалась в ловушке, прижатой к пряслу. Онузские вои старались прикрыть своих, отчаянно наскакивая на чужаков. Кровь пролилась. Любим этого не желал, но пробиться к желанным боярским детям не получалось.
– Не до смерти, обухом бейте! – срывая голос, кричал он своим.
Разорвав оборону и похватав три десятка девок, молодых баб и безусых отроков, тех, что были одеты понарядней, владимирцы начали отступать к броду. Онузские вои их преследовали, но выглядело это, как если бы свора собак пыталась задрать медведя-шатуна. На владимирцев кидались и обезумевшие женщины, старясь вырвать своих детей. Чужаки их отшвыривали и продолжали тащить заложников к реке. Визги и отчаянные крики стояли над Доном.
Среди тех, кто наскакивал на владимирцев, Любим приметил и Горяя. Тот, широко размахивая мечом, вдохновлял поредевшие ряды онузвких воев.
– В плечо! – скомандовал владимирский воевода, и между заложниками и онузцами выросла стена из щитов и ощетинившихся мечей.
– Ярополка выдайте, тогда ваших вернем, – крикнул Любим, скрестив взгляд с налитыми яростью глазами Горяя.
– А это видел, – показал ему кукиш онузский боярин.
Любим криво усмехнулся: «Хороша парочка – курица да петушок».
– Отходим! – гаркнул он.
Вороножцы ушли бродом, волоча живую добычу и оставляя за собой растревоженный город.
Первой на левом берегу Любим приметил Марьяшу. Стоя рядом со своим охранником Мирошкой, она широко распахнутыми глазами взирала на испуганных и рыдающих подружек, подгоняемых владимирскими воями.
– Марья, и Марья здесь! – заохали девицы, увидев ее.
Она кинулась к подругам, рыдая и обнимая их как сестер.
Пленников повели к загону. Марьяшка пошла с ними.
– Куда?! – выхватил ее из толпы Любим. – В шатер ступай.
– Ненавижу!!! Ненавижу! – с яростью бросила она ему в лицо. – Это все ты! Горе нам принес! Добреньким прикидываешься, а сам волк, и улыбка у тебя – оскал волчий! Нас освободят, всем вам горло перережут! Слышишь?!
Не обращая внимание на проклятья, Любим потащил Марьяшку к шатру.
– Пусти, я с подругами хочу! – вырывалась она, извиваясь всем телом и норовя пнуть его ногой.
– Уймись, – хмуро одернул беснующуюся Военежич.
Но Марьяшка продолжала брыкаться, правда уже молча. Любим легонько швырнул ее в шатер.
– Нас освободят, – упрямо твердила она.
– Женишок
Вратарь (воротник) – стражник на воротах.
