огонька», шутки и естественную, как все в эту ночь, «Иронию судьбы». Чокнулись недорогим шампанским, съели по бутерброду с красной икрой, запили армянским коньяком и занюхали финским сервелатом: заказ Ольги. Совсем рано, когда немногие возвращаются домой из гостей или просто с гуляний, разошлись по комнатам, под мирное посапывание Михалыча, оставшегося в кухне у телевизора, едва слышно бормочущего старые и новые шлягеры.
Первое января попало на пятницу, так что гуляли мы до понедельника. Каждый по-своему, на свой лад. Встречались на кухне, о чем-то пустячном сговаривались, доедали остатки заказа и снова расходились, бесшумно запирая за собой дверь.
Ольга не выдержала первой. В среду принесла несколько пластинок со старыми записями Лемешева, Козина, Петра Лещенко, попросила у Михалыча электрофон послушать.
– В комиссионке брала? – спросил дворник, удивившись виду пластинок, песни. Записанные в его еще детстве, если не до войны, а сохранились уж очень хорошо. Поковырялся у себя, вытаскивая из-под груды «Огоньков» поблескивавший дюралью короб проигрывателя.
– В «Мелодии» сегодня купила. Сил с вами нет в тиши сидеть. Хоть послушать что-то приятное.
– У тебя только романсы? – не выдержал он, любитель другого Лещенко, из певцов современной эстрады. Ольга кивнула, Михалыч, немного загрустив, молча отдал электрофон, зачем-то попросив, чтоб не потеряла.
– А мне и не на вынос. Я тихонько посижу.
Ушла к себе. Я не выдержал и минуты, постучался, вернее, поскребся в дверь. Просунул голову.
– Заходи. Что-то больно хитрая техника, этот «Аккорд». Не заводится.
Конечно, она просто не переключила обороты. Скорее всего, чтоб позвать к себе. Я перещелкнул ползунок на тридцать три с третью, протер закрутившуюся пластинку и приложил иглу звукоснимателя. Ольга тут же отвела его.
– Потом послушаем, позже. Я с тобой поговорить хотела. А ты все прячешься куда-то, почему-то.
– Я не…
– Прячешься, я ж вижу. Не хотелось перед Михалычем, но ты…
– Как будто ты только ради этого раскошелилась на этот антиквариат.
– Я люблю романсы, но дай мне договорить.
– Тогда говори, я включаю.
– «Лишь только вечер затеплится синий…» – вмешался в наш разговор Вадим Козин.
– Я тоже хотел с тобой поговорить. Но у меня есть более надежная пластинка, через которую ни один разговор услышать невозможно.
– Принеси, – я вышел и почти немедленно вошел. Только в коридоре столкнулся с дворником. Увидев в моих руках ярко раскрашенную коробку с надписью «Герой асфальта», Михалыч несколько ошалело поглядел и на нее и на меня.
– Что это?
– Мне тоже захотелось послушать, вот жду очереди.
– Группа
