ел бы в них ответа на вопросы: почему ребенок оказался на обочине жизни, и что будет с ним потом.
Из клиники «Божья пчела» в приют медсестра привезла Глину под вечер. Девочку приняли без лишних вопросов. Медицинский осмотр был быстрым и болезненным. Травм, гнид, чесотки не нашли, сексуальных контактов не было. Экспресс-тест на ВИЧ отрицательный. Воспитатель тычками провела Глину по коридору со словами: «Сначала мыться, потом – на ужин. Не шуметь, в коридор не выходить».
Грязная, разрисованная маркером кабинка душевой вызвала у Глины прилив тоскливой тошноты. Глина не так представляла себе жизнь в столице. Ее родителям, оставшимся в Воронеже, представитель клиники «Божья пчела» со смешной фамилией Пасечник пообещал, что девочек обследуют лучшие специалисты, и после этого Марина с Галиной будут учиться в элитном учебном заведении, причем на полном государственном обеспечении. Родителям даже выплатили вознаграждение за талантливых дочерей и пообещали еще денежную помощь, если проявятся какие-то паранормальные способности. Обещания Пасечника звучали неопределенно, но предъявленные им документы опасения у Переверзевых не вызвали: клиника действовала под эгидой Правительства, Пасечник представился доктором медицинских и педагогических наук. Обилие канцелярских оборотов в речи Пасечника говорило о том, что человек серьезный, допущен к верхам власти, где бюджетное финансирование проектов льется рекой. Таиса только робко спросила, отчего в клинике содержатся дети, отстающие в развитии, а Пасечник хочет забрать не только старшую дочь Марину, но и младшую – Глину? Но Пасечник уверил, что при клинике работает лицей для одаренных детей, и Глине там самое место. Алексей Переверзев не был очарован приехавшим из столицы щёголем, но перевод на его счет кругленькой суммы от клиники «Божья пчела» убедил в серьёзности намерений Пасечника.
Мать привезла дочерей в Москву, на вокзале Переверзевых встретили улыбчивые сотрудники клиники и в фирменном автобусе привезли в подмосковную деревню. Таисе так понравился обнесенный высокой оградой парк, ухоженный и светлый, что последние сомнения были отброшены. Все здесь создано для детей, это вам не провинция с разбитыми тротуарами и пыльными захламленными сквериками. Липы, каштаны, кусты акации окаймляли периметр парка и уходили вглубь, образовывая рощицу. На прогулочном электрическом паровозике Переверзевых провезли по всей территории клиники. Жилые корпуса, лицей, санаторий для членов Правительства, клиника для детей, отстающих в развитии, административные здания, библиотека и столовая располагались так, что они друг другу не мешали, и, наверное, можно было бродить целый день и встретить таких же отдыхающих или сотрудников клиники где-то вдали. На одной из полянок паровозик остановился, и Пасечник показал геометрически устроенные лужайки: шалфей и ромашка, донник и клевер наполняли ароматом воздух округи, эспарцет колыхался розовыми волнами, золотарник возвышался на пригорках яркими желтыми пятнами. «Мы держим пасеку для нужд воспитанников и пациентов санатория, нет ничего полезнее мёда и продуктов пчеловодства, – пояснил Пасечник с улыбкой, – никаких химических добавок, всё натуральное: перга, прополис, маточное молочко». Маринка смотрела на обаятельного директора клиники и тоже улыбалась в ответ щербатым ртом. Ей было четырнадцать, но молочные зубы продолжали выпадать, а постоянные не торопились им на смену. Глина, насупившись, прижималась к матери, она не понимала, зачем мать привезла её сюда. Пусть Глина и не слишком усердно училась в школе, особенно в шестом классе, но это же не повод поселить здорового ребенка в какой-то клинике, пусть и знаменитой.
Мимо прогулочного паровозика прошел отряд подростков, одетые в светлые костюмы мальчики и девочки возраста Глины, как по команде помахали руками Пасечнику и гостям.
«Идут на гимнастику, начался физкультурный час для учеников лицея», – пояснил Пасечник. Тишина и покой были словно разлиты в воздухе, и на лицах детей Таиса не увидела недовольства. После осмотра территории клиники Таису провели мимо стендов с наглядной агитацией в учебном корпусе, затем она недолго побеседовала со старшей воспитательницей и врачом. Успокоенная тем, что если детям не понравится в клинике, то их всегда можно будет забрать домой, Таиса Переверзева наскоро поцеловала дочерей и вернулась на вокзал, рассчитывая попасть на ночной поезд до Воронежа.
«Я бы так никогда не сделала! –обиженно твердила себе Глина, – никогда бы не оставила детей в незнакомом месте». Плача под острыми горячими струями душа замызганного приюта на Комсомольской, Глина вспоминала свой неправдоподобно длинный день. Всласть поплакав в душевой, исписанной черным маркером, Глина вытерлась жестким вафельным полотенцем, остро пахнущим стиральным порошком. «Максимова – сука», – прочла она на стене и горько усмехнулась. Неизвестный вандал был прав, Глина с удовольствием бы добавила: «Валентин Прокофьевич – сука, а Пасечник – козёл», но маркера у нее с собой не было. Дрожа, Глина влезла в куцый байковый халат с чужого плеча, а трусы с этикеткой повертела в руках, но не надела, брезгливо отдав воспитательнице в коридоре. Глину отвели в палату, показали ей на кровать возле двери и кнопку тревожного вызова. Две девчонки-цыганки
