жертву от своего имени, но не лично. Жертву приносили специальные служители, делившиеся на два разряда в зависимости от того, какая жертва – кровавая или бескровная. У них были специальные названия, но в простоте их именовали левые жрецы и правые жрецы. Жрецы этого наименования не любили, но вежливо поправляли невежественного посетителя. Почему правые и левые – потому что к алтарю они подходили именно так. Вот только я вечно путаю, с какой стороны какой из них должен подходить.
А даритель стоял на специальном камне чуть в стороне и наблюдал за этим. При принесении утренней и вечерней жертв все молящиеся стояли под балконом, и для их недопущения в середину зала между колоннами натягивался специальный шнур.
Я постоял пару минут под сенью балкона, а потом, словно повинуясь какому-то внутреннему толчку, вышел из-под него и прошел на середину зала. Сверху на меня лился свет гуляй-польского утра. Сюда, под самый купол, обычно приходят молить бога об исполнении наисокровеннейшего своего желания. Даже есть поверье, что здесь молиться могут только чистые душой, потому что Свет Мардога безопасен для чистой души, а недостаточно чистых – сжигает. Для чего прошел сюда я? Что нужно мне здесь? К богам я отношусь отстраненно и с некоторой долей скептицизма. Можно даже назвать такое отношение потребительским. «Как боги к Иакову, так и Иаков богам». И нет у меня сейчас затаенных желаний, исполнения которых я жажду всем сердцем. Так для чего же я вышел на Свет Мардога?
Я стоял смотрел ввысь, в световой поток и понемногу наполнялся ощущением, как будто я растворяюсь в этом свете. Свет был всюду вокруг меня, свет был внутри меня, свет приходил в меня и покидал меня. Я был един с этим светом, я весь словно состоял из света. Еще я ощущал, что как будто стою перед огромным глазом, глядящим на меня, глазом, который видит меня насквозь, но одновременно я и сам ощущал себя этим глазом, который глядит откуда-то сверху на мир. Меня окружал хоровод вихрей, огней, видений, но я не мог разобрать, где кончается одно видение и начинается второе, потому что они сменялись со слишком большой для меня скоростью и трансформировались одно в другое. Свет передо мной собрался в дорогу цвета опавших осенних листьев, и я шагнул на нее. Сделал пару шагов, а дальше меня словно понесло по ней, как в недавнем сне от Жигулей к Сызрани. Свет поглотил меня и стал темнотой.
Очнулся я в какой-то комнате от запаха ароматических солей, поднесенных к моему носу. Последующая серия чиханий пробудила меня еще надежнее. Я сел. Болели голова и зубы. Во рту ощущался несильный вкус крови. Не сильнее, чем после чистки зубов новой щеткой. Я сидел на скамье в небольшой комнате, а рядом со мной с флаконом в руке стоял молодой жрец. Я спросил, где нахожусь и что со мной произошло.
Жрец ответил, что я в храме, что сегодня утром я сюда пришел. Вышел на середину храма и встал в световой поток. Постоял немного и пошел назад. Но по дороге у меня подогнулись ноги, и я упал. Он и служки кинулись меня поднимать, но, едва они прикоснулись ко мне, их
