предстала ужасающая картина кровной мести. Причем дочь она видела со спины, а сына – во всей красе. Вовик, догадывающийся о том, что прошло достаточно времени, чтобы мать увидела кровавую расправу старшей над младшим, виртуозно доигрывал свою роль почти невинно убиенного.
– Ма-а-ма, – выл он. – Мамочка, спаси меня!
И мамочка, бросив на плите очередную порцию оладьев, торпедой вылетела из кухни, дабы прекратить кровопролитие.
– Бегу, сыночка! – кричала она на ходу. – Бегу-у-у!
Оля обернулась на материнский крик и тут же получила затрещину такой силы, что русые кудри на ее голове подскочили от неожиданности.
Через мгновение, увидев кровь на лице дочери, Ираида Семеновна всплеснула руками и начала исступленно целовать раскрасневшееся личико.
– Доча, что с тобой? Кто это тебя, доча?
Ольга молчала.
Поняв, что вразумительного ответа от детей она не добьется, огорченная Ираида помогла сыну подняться и через секунду обратилась в самую высшую инстанцию из числа ей известных:
– Господи, Господи, ну почему у всех дети как дети?! А у меня? А у меня кто? Кто, Господи, у меня? Это дети? Нет, это не дети! Это звери! Волки это. Сволочи, а не дети. Ну за что это мне?! Ну за что?!
Ираида Семеновна, схватившись за голову, раскачивалась посреди двора. «Сволочи» выжидающе смотрели на мать, внимательно наблюдая за ее диалогом со Всевышним.
– Господи, и это дети? – продолжала Ираида.
Господь молчал. Во дворе было тихо.
– Господи, – запричитала она в очередной раз. – Как бы до старости дожить? Как дожить мне до старости с этими детьми? Ну разве доживешь с ними до старости? Ну, скажи мне, Господи, разве доживешь? Умру-у-у. Умру, ведь воды никто не подаст, – сделала Ираида Семеновна неожиданный вывод.
– Я подам, – с готовностью пообещал Вовик.
– Я… тте… подам! – очнулась Ираида. – Я счас тте подам, подавальщик! А ну марш в баню, кому сказала. И ты давай топай, – обратилась она к дочери. – Ишь, стоит, глаза вытаращила.
Ираида Семеновна потемнела лицом и, изогнувшись, схватилась за тапку:
– Они подадут! Они подадут, эти звери.
Ольга не стала дожидаться оглаживания тапкой и потрусила по дорожке к месту наказания. За свои неполные девять лет она хорошо изучила материнское свойство загораться как спичка и искрить, искрить, саму себя подзадоривая, растравливая и доводя до состояния полной невменяемости. Находясь в нем, Ираида Семеновна становилась скорой на расправу и в выражениях не стеснялась. Оля, выучившая их наизусть, пыталась избежать многократного повторения про то, какая она неблагодарная дочь, неряха, неслух, сопля зеленая, пацанка и гадина, и потому рванула к бане бегом.
– А ты чего стоишь? Ты чего стоишь, оболтус? Каин ты несчастный, прости Господи, чиганаш неуемный! – неистовствовала Ираида.
Вовик жил
