на ведьму, скорченная полиартритом, лупоглазая Косых точно знала, что надо делать. Свято верила, что вот он, Зяма, дорогу к Господу проложил, а Полька, как про себя называла она Звягину, метаться еще долго будет. А если и чего похуже-то – впадет в тоску неизбывную и сгинет вслед за мужем-то. Смерть, чудилось ей, свой отпечаток оставила не на лице мертвого Зямы, а на Полинином почерневшем лице. Бросить смерти вызов Косых никогда не осмелилась бы – не ее это дело. Ее дело – соломку подкладывать да договариваться, если это возможно.
Полина Михайловна вернулась с рюмками, наполненными пшеном, по центру их были воткнуты свечи, по округлым восковым краям которых кое-где налипли желтые маленькие пшенные шарики. Звягина протянула рюмки старухе, та заворчала:
– Чего ты мне их суешь? Я, что ли, жена? Ставь теперь.
– Куда? – выдавила из себя Полина.
– Ты, Поля, из себя дуру-то не строй, – заклекотала Косых. – Никак забыла, что говорено? К иконам… к изголовью…
Звягина сделала круг по комнате, даже не догадываясь, что можно было переложить рюмку из одной руки в другую и легко поставить ее на нужное место. Расставив, вопросительно посмотрела на старуху.
– Чего смотришь-то? Зажигай.
И снова Полина остановилась в растерянности – спичек не было. Позвала было невестку, но снова вмешалась Косых, укоризненно выговаривая:
– Сама, Поля. Сама. Ты мужа провожаешь. Где у вас спички?
Звягина кивнула головой на кухню, где чем-то погромыхивала Ираида.
– Вот и возьми, моя хорошая, – вдруг подобрела Косых, и голос ее изменился. – Возьми и свечечки-то зажги.
Полина кругом обошла мужа, вошла в кухню и, уткнувшись в невесткину спину, попросила:
– Ира… Воды дай.
Увидев, что Звягина пьет воду жадными глотками, Косых довольно хмыкнула и громко спросила:
– А где Ольга-то ваша?
Ираида обмерла:
– Чья Ольга?
– Меченая… – не глядя на невестку Звягиных, уточнила старуха.
– Это ты зачем, теть Маш, Ольгу мою вспомнила? – У Ираиды Семеновны посинели губы и екнуло сердце.
– Да вон она, – спокойно ответила Косых и ткнула пальцем в окно. – Она и малой твой…
Ираида подскочила к кухонному окну и увидела феерическое шествие нарядных кудрявых «лилипутов». Ветер трепал подол Ольгиного платья, и оно облипало ее плотные ноги почти до щиколотки. От этого казалось, что девочка борется с назойливой тканью, иначе зачем бы она несколько раз подтягивала непослушное полотнище к толстым коленкам.
Вовка двигался за сестрой тенью, над головной частью которой светился кудрявый белый нимб, не послушный ветру. Личико мальчика было скорбно-выжидающее, он крутил головой, пытаясь разглядеть во всякой мимо проходящей женщине так не вовремя исчезнувшую маму.
Дети еще издалека увидели у бабушкиного дома столпившихся людей, часть из которых были черноплаточные женщины.
– У бабы
