пишет, но ничего не печатает, плачет и смеется над своими рассказами, а в повседневной жизни сух и логичен. Зато они прекрасно понимали, что хозяин гостиницы из Пинхаса никакой.
Когда они по старости уже не могли вести дела, единственным выходом было продать гостиницу за смехотворно малые деньги, но на условии, что новые владельцы оставят за мальчиком его комнату и будут кормить его, когда тот проголодается. Даже после того, как гостиница перешла к государству, мечтателя Пинхаса в его комнатке не тронули, думали так: да пусть живет, он же тихий и безобидный, а для гостиницы вроде талисмана, может, напишет рассказ об этих местах, и тогда мы все прославимся. Но он не прославился. Хотя кто знает, может, и прославился бы, не попади его имя – сорвавшееся с губ путешественников – в сталинский список.
Два гэбиста, направленные за Пинхасом, прибыли в гостиницу на видавших виды дрожках и представились сыновьями ныне обнищавших помещиков – такая деталь, как им казалось, должна позабавить их начальство. У одного был при себе «люгер» (игрушка, принесенная с войны), у другого – полицейская дубинка, спрятанная в голенище сапога. Они нашли узкий коридорчик, ведущий в комнату Пинхаса, и тихонько постучались.
– Не голоден, – ответили из-за двери.
Гэбист с «люгером» надавил на дверь боком: она не поддалась.
– За ручку попробуйте, – сказал голос. Гэбист так и сделал, и дверь распахнулась.
– Пройдемте с нами, – сказал гэбист с дубинкой в голенище.
– Ничего подобного, – невозмутимо ответил Пинхас.
Гэбист подумал: может, «пройдемте с нами» прозвучало не слишком убедительно?
– Кладите книгу поверх той кучи, надевайте ботинки, и пойдем, – сказал с расстановкой гэбист с «люгером». – Вы арестованы по обвинению в антисоветской деятельности.
Пинхаса обвинение озадачило. Он подумал секунду и пришел к заключению, что было только одно нарушение по части морали, в котором он замешан, хотя, на его взгляд, сажать за это под арест – как-то чересчур.
– Хорошо, забирайте их, но на самом деле они не мои. Они были в книге Зюнсера, ее забыл кто-то из постояльцев, и я не знал, как ему вернуть. Но все равно я их внимательно просмотрел. Так что забирайте меня, – с этими словами он протянул гэбистам пять почтовых открыток. На трех была затейливо изображена пером и тушью гейша в разных позах, с широко разведенными ногами. Остальные две – одинаковые фотографии дебелой русской девицы в таитянской юбке, без особого успеха пытающейся прикрыть свои груди на фоне рисованных пальм. Пока гэбисты делили карточки, Пинхас складывал тетрадки. Он очень жалел, что не стал противиться искушению. Ему будет не хватать здешних прогулок и щербатой столешницы, на которой он писал свои тексты.
– Можно взять с собой стол?
Гэбист с «люгером» засуетился:
– У вас не будет нужды ни в чем, только наденьте ботинки.
– По мне, книги куда лучше ботинок, – сказал Пинхас. – Летом я иногда
