отцом цирковые гимнасты. Я выступала с ними до семнадцати лет.
– Послушай, Аннетте, я хотел бы спросить, только если ты не против, как ты можешь этим заниматься?
– Чем именно? – она прикурила другую сигарету и распахнула колени.
– Ну, этим. Я имею в виду… не противно ли тебе спать с разными незнакомыми мужчинами за деньги? Пожалуйста, пойми меня правильно. Я вовсе не моралист, но все-таки….
– Что же тут непонятного? Это моя работа. Деньги хорошие. Жизнь в Амстердаме недорогая. Я много откладываю.
– Что ты будешь делать с этими деньгами?
– Прежде всего хочу купить приличную квартиру на юге Франции. Да мало ли о чем я мечтаю…
Зазвенел будильник, звук которого был похож на пожарную сирену. Джейк поднялся и надел светлый долгополый плащ.
– Что ж, благодарю тебя за потраченное время, Аннетте. – Он остановился посредине комнаты, чтобы пожать ей руку.
– Не в моих правилах пожимать руки мужчинам на работе. Не обижайся, – она впервые за весь сеанс улыбнулась.
– Ну что ж, как знаешь. И все-таки, можно мне задать последний вопрос?
– Ладно. Только давай покороче.
– У твоих родителей счастливый брак? Я имею в виду, имело ли для них значение, что отец – еврей, а мать – нет?
– Боюсь, тебе придется прийти в другой раз, если ты хочешь узнать еще что-нибудь. К тому же я вовсе не уверена, что готова говорить на эту тему. Запомни только одно: разные люди только тогда счастливы, когда способны понять свои различия.
Аннетте открыла дверь и включила свет на лестнице.
– Не забудь зонтик. Льет как из ведра.
Она была права: потоки дождя неслись по булыжникам набережной, наполняя каналы осенней ртутью.
На следующее утро Джейк проспал до десяти. Он проснулся на узкой койке в каюте второго класса и, пытаясь затолкнуть свое тело назад в сон, ощутил первые позывы голода. Ему надо было продержаться до вечера. В уличном кафе с влажными после ночного дождя стульями Джейк заказал чашку чая с лимоном. В Судный день он всегда разрешал себе пить чай с лимоном, но без сахара. У молоденькой официантки волосы были цвета начищенной меди. Она предложила ему кусок только что испеченного яблочного пирога.
– Поверьте, я бы съел с огромным удовольствием, но не могу – соблюдаю пост.
– Да, конечно! Я понимаю, – сочувственно улыбнулась официантка.
С Бедекеровским путеводителем в руках Джейк двинулся в южном направлении, сначала по улице Рокин, а затем по Вейзелстраат. Он пересек полдюжины каналов, останавливаясь, чтобы рассмотреть старинные чугунные ограды и барельефы. Его взгляд задерживался то на львенке, то на купидоне, то на драконе. Джейк повернул направо, на Ветеринг, и вскоре оказался на площади перед Рейксмузеем. Он вошел под своды массивной арки, где уличные художники предлагали свои работы, а четыре джазиста играли Гленна Миллера. Джейк купил у Глеба, бородатого художника из Санкт-Петербурга, маленькую литографию в тонкой рамке. На картинке: гостиница-поплавок, напоминавшая ту, в которой
