последним вздохом кротким или злобным,Инстинктом зверя, духом ли живым
Дать знать о нас другим себе подобным
Мы человечьим голосом хотим.
Не та же ли таинственная сила
Меня дыханьем смертным посетила.
Я не успел или не смел помочь
Душе ее познавшей в эту ночь…
Закрыв глаза, сквозь явь я видел – плыли
По тьме прозрачным дымом облака;
Как за дневною сутолкой века,
За ними звезды неподвижны были.
И тьма стояла над моей страной;
Скрестились в ней и ветры и дороги —
По ним блуждали люди, псы и боги
И развевался дым пороховой.
—
Под гибнущими, гибель проклиная —
О ком я знаю и о ком не знаю —
За них за всех, за самого себя,
Терпя, стыдясь и, может быть, любя,
Я делаюсь невольно малодушным,
И языком – гортани непослушным,
Который мыслям огненным учу,
Дать знать о нас: о мне и мне подобных:
Озлобленных, уставших и беззлобных,
Я человечьим голосом хочу.
Из года в год в наш день национальный
С подмосток, гордо стоя над толпой,
Мы повторяем: Пушкин и Толстой…
Наш день стал днем поминки погребальной.
Дух отошел. На пробе страшных лет
Все выжжено и в думах и в сознаньи.
Нет никого, чтоб обновить завет
И утвердить по-новому преданье.
Но дух, как пламя скрытое в золе,
Невидно тлеет, предан, ненавидим.
И мы, давно ослепшие во зле,
Изверившись, и смотрим и не видим.
Есть признаки – он говорит без слов,
Он их бросает под ноги, как бисер:
Расстрелян был безвинно Гумилев…
Пожертвовал собою Каннегиссер…
А сколько их, смешавшихся с толпой,
Погибнувших безвестно и случайно!
Кто видел, как у разгромленной чайной
Упал один убитый часовой?
Он, может быть, венчанья ждал в поэты,
А у судьбы – глагола только «мочь».
И в грудь его втоптал его сонеты
Тот конный полк, прошедший мимо в ночь.
Но он был молод и встречал, конечно,
Смерть, как встречают первую любовь.
И теплотой (как все, что в мире вечно)
Из губ его текла на камни кровь.
Кто видит нас, рассеянных по свету:
Где вытравлен из быта самый дух,
И там, где в людях человека нету,
Где мир, торгуя, стал и пуст и глух?
Сквозь скрежеты продымленных заводов,
Сквозь карантин бесправия и прав,
В труде, в позоре на себя приняв
Презрение и ненависть народов —
Пускай никто не ведает о том,
Гадая, в чем таится наша сила, —
В своем дыханьи правду мы несем,
Которую нам Родина вручила:
Мы думаем, мы верим… мы живем.
В какой-нибудь забытой солнцем щели,
Где на груди бумаги отсырели,
Придя с работы в ночь, огарок жжем,
Чтоб, победив волнением усталость,
Себя
