тепло батарей отопленья —Здесь вчера был отсос
За ответ на вопрос
Домового предназначенья.
Хоть неясен нам путь
Коим шла его суть,
Жить старался он, жизнь украшая,
И хоть гланды имел,
Вечерами он пел —
Нежно пел он, сверчку подражая.
Но не каждый душой
Обладает большой —
Странно Ваську жильцы оценили:
Дескать, что за петух
Будоражит наш слух?
И его хлорофосом морили…
Пресекая скандал
И в ответ на сигнал
«Рыбнадзор» налетел сюда мигом:
Стену разворотил,
Ваську освободил
И занёс его в «Красную Книгу»…
В это время верблюды, в пустыне рыдая,
(А их было штук семь или восемь,
И была с ними длинная палка литая —
Потому что настала уж осень,
И цветы отцвели, и листы полетели
Вдоль по знойной зеленой канаве…) —
Те верблюды стояли и очень хотели
Ниспослать состояние нафиг,
Что поплыл в отдаленье туманной порою,
В злом краю, где кордоны густые
Плотной сеткой легли на одно и второе,
Заглушая рыданья пустые…
А верблюды – как птицы в подветренном море! —
Горевали в печальном экстазе,
И однако весьма несомненно и вскоре
Потонул парафин в унитазе,
И возврата ему никогда нет оттуда,
И не будет отнюдь совершенно,
Потому что душа у живого верблюда —
Это время, и время нетленно!…
В лесу охуевшем птицы не спали,
Кругом озверелые листья летали;
Лишь слабый порыв ветерка донесется,
Легчайший неслышимый шёпот —
И в бешеном ритме куст затрясется:
Медведей случившихся топот…
Кругом превалирует сила маразма
Какой удивительный месяц!
Здесь кактус вошёл в состоянье оргазма —
Ей Богу, что мир стал тесен…
Если обить всю деревню войлóком
И вывинтить пробки из хмурых бутылей,
Он скажет, пригладив рукой чей-то локон:
«Ну, что? Неужели вы снова забыли?
Был день, и я шел по унылой пустыне.
Я шел по пустыне, зубами стуча —
Мне холодно было: пески уж остыли,
И только виднелась вдали каланча —
И та ведь упала, я помню об этом!
Остыли пески очень сильно с утра,
И я, только солнцем горячем согретый,
Бреду по пескам, хоть упасть мне пора,
И холод пронзает озябшие кости —
Совсем я разделся, но холодно все же:
Была каланча, как последний мой мостик
В тот
