– о дневнике с кровавой записью, о ярко-розовой курточке, о небольшой ссоре. Упомянула и про утро – как директриса отправила Машку смывать яркую помаду.
– Она была какой-то не такой, как обычно? – спросил мягко следователь, глядя Аяне прямо в глаза. – Сильно расстроилась из-за двойки? Переживала из-за вашей ссоры? Из-за случая с директором?..
– Да нет, – пожала Аяна плечами. – Двойки она всегда получала, про помаду сразу же забыла. Да и ругаю я их часто – мелкие они еще, глупые… А мамка пьет, ей некогда.
– Аяна! – рявкнула мать, приподнимаясь, и снова рухнула на стул. – Что ты…
– Помолчи, пожалуйста, – скривившись, попросила дочь.
– Ты вообще понимаешь с кем…
– Послушайте, – вмешался второй мужчина с суровым лицом и сросшимися на переносице бровями. – У вас сегодня погибла дочь, а вы надрались до скотского состояния. Даже сказать ничего не можете. Сидите уж лучше смирно и слушайте.
– Да как ты?! – задохнулась мать возмущением, ударила кулаком в стол. Зазвенели стаканы и бутылка. – Как ты можешь?! Я одна всех этих детей воспитываю, я… Одна! Мне тяжело, да! Я имею право…
– Завелась, – устало выдохнула Аяна. – Я пойду. Вы только… Скажите, почему Машка… Маша под поезд попала. Известно?..
– Да, – медленно отозвался следователь, будто раздумывая, говорить ли что-то девушке. – Ее друзья сказали, что Маша говорила о самоубийстве. Не хотела жить. Сама прыгнула под поезд.
– Нет! – рявкнула мать и зашлась ненатуральными пьяными слезами, подперев голову рукой.
– Не может быть, – пробормотала Аяна, слепо глядя вперед. – Да Машка бы никогда… У нас немного поводов радоваться жизни, сами видите. Но Машка… Она самая веселая. Больше всех нас жизнь любила. Она бы сама не стала…
– Разберемся, – пообещал следователь.
Аяна отвернулась и пошла обратно, чуть пошатываясь, словно сомнамбула. Все вокруг казалось девушке сном – руки ватные, перед глазами мир плывет…
Остановившись на пороге детской, Аяна поняла с немым отчаянием, что не сможет сейчас открыть эту ободранную дверь, ощутить въевшийся запах мочи, затхлость и одиночество…
Просто не сможет.
Не сможет увидеть осточертевшего Петьку. Беспомощного Илью.
Она постояла в коридоре, прижавшись спиной к засаленным обоям. На кухне гремели мрачные голоса, но мать лишь всхлипывала и звякала стаканом. Аяна знала, что наутро мать и не вспомнит о Машке. Все придется рассказывать с самого начала.
Не выдержав, девушка схватила ветровку, сунула сигареты в карман и выбежала в подъезд, прикрыв за собой дверь.
Солнце уже скрылось за домами, но сумерки задержались где-то по дороге к ночи. Прохлада цепкими пальцами пробежалась по асфальту, заодно уколола щеки и мигом залезла под тонкую ветровку. Все-таки осень.
Сломанная лавка у подъезда была завалена пожухлой листвой. Под резными ржавыми ножками валялся пустой пакет из-под сока.
Аяна
