она проплакала, сидя на холодном полу на кухне, она и не знала. Храпела за стенкой мама, в детской было тихо. Притащив на кухню забытый в коридоре маленький ранец, Аяна принялась вытаскивать из него вещи, перекладывая в одну стопку учебники, а в другую – всякие безделушки. Зеркальце от пудреницы, моток ниток, скрепки, желуди, обертки от карамели, перышки… Тетради Аяна сразу выбрасывала в мусорку.
В руках остался лишь дневник – розовый, с игривыми котятами на обложке. Аяна распахнула его, пролистнула наугад – пустой. Весь пустой. Учебный год только начался, сентябрь на дворе, и кроме записей о плохой успеваемости и безобразном поведении там ничего не было. Белые странички без единой буквы.
Нерастраченная жизнь.
Дневник улетел в мусорное ведро.
Набросив ветровку на ночную рубашку и натянув брюки, Аяна подхватила мусорку и пошла на улицу. Спать все равно не хотелось.
Уже в подъезде она нащупала что-то странное в кармане брюк – какой-то твердый и продолговатый предмет. Поставив ведро на ступеньки, Аяна вытащила вещицу, всмотрелась в нее. Тусклый свет закопченной лампочки в подъезде проигрывал ночному мраку по всем фронтам.
Но и этого света было достаточно. Аяна сжала вещицу в руке, крепко сжала, до хруста костяшек. Зажмурилась, привалилась к стенке, чувствуя, что ноги почти не держат.
Помада. Багровая помада, которую Машка утащила у старшей сестры, а потом густо намазала ею губы. Перед глазами возникло Машкино лицо – бледное и пучеглазое, с большим крючковатым носом. Только распухшие губы выделялись ярким пятном.
Аяна вспомнила испуганные глаза сестренки, когда та оправдывалась из-за сворованной помады. Аяна вспомнила и злость, и черную ненависть, и грубые слова. «Воровка».
Аяна вспомнила все. И это было невыносимо.
Не понимая, что делает, девушка открыла помаду, посмотрела на кривой слом, поблескивающий в тусклом свете. Машка, наверное, до смерти боялась того мига, когда Аяна обнаружит испорченную помаду. Боялась злости, криков, болезненных пощечин.
Только вот злости в Аяне больше ни на грамм не было. Проведя багровой краской по губам, девушка бросила помаду в мусорное ведро – хорошая была помада, да и обломком еще можно было бы красить губы… Только вот теперь помада всегда будет напоминать о сестренке, о недалекой и светлой Машке, которая сегодня (или вчера уже?..) так глупо погибла.
Прыгнула ли Машка под поезд из-за этой несчастной помады?
Аяна надеялась, что нет. Не прыгнула.
Во мраке подъезда криво накрашенные губы казались черными. Притихло в ногах вонючее мусорное ведро, сверху насмешливо смотрели на Аяну с розового дневника беззаботные котята. Согнувшись вдруг, девушка воровато вытащила из мусорки уродливый кулон с птичкой и сунула его в карман.
– Машка… – прошептала в ночную тишину Аяна, чувствуя, как все дрожит внутри. – Что же ты, Машка…
Подъезд не ответил.
Тишина.
