падает с головы.
Я померила кепку перед зеркалом, но всё равно больше ни о чём думать не могла. Несколько раз я порывалась кинуться в общежитие к девчонкам, но в последний момент вспоминала, что они со школой уехали в театр и вернутся поздно ночью. Новость не давала жить спокойно, читать книгу, писать письмо. Поминутно я кидалась к окну, вглядываясь в тёмную улицу, в ночное небо, сама не зная зачем. Наверное, рассчитывала увидеть пришельцев.
Сон не шёл. Вечер превращался в ночь, я лежала в постели, смотрела на оконную штору и пыталась представить, что будет среди наших завтра, на субботнике, когда я расскажу. Что скажет наш железный профорг Гордеев? И умник Дима? И умница Ира? И красавица Люська? Вот это будет радости, вот будет восторг! И как это вообще здорово, когда твои друзья тебя понимают!
Шла ночь. Земля наша, голубой шарик на ёлочной лапе Вселенной, мчалась в непроглядную темноту, и мы мчались вместе с ней, и были на ней теперь не одни. Они прилетели. Долгожданные, незнакомые, лунные люди, они прилетели, они были здесь, дышали нашим воздухом, слышали нашу речь, а вокруг них были наши леса, и наши города, и наши мосты, и наши дети, и мы… Пришельцы, прекрасные Неземляне, они нуждались в нас, они искали нас и нашли. И это было прекрасно. И я наконец начала засыпать с этой счастливой мыслью, успев ещё раз подумать о том, что будет твориться завтра, на субботнике, когда я расскажу.
2
Назавтра я едва дожила до первого перекура.
– Прошу высказываться, – предложил наш железный профорг Гордеев после моего пламенного выступления. – Регламент одна минута, – назначил он, взглянув на часы, и выбросил сигарету в кучу мусора.
– Лабуда! – высказался первым Женька и уложился в одну секунду.
Кондратьев и Горлов, примостив между собой походную шахматную доску, уже успели разменяться фигурами.
– Горлов, скажи, не отсутствуй, – одёрнула их дисциплинированная Ира.
Дима Горлов раздражённо дрыгнул рукой, сделал ход, после чего взглянул осмысленно.
– Э-э, – сосредоточился он, – видите ли, дело в том, что у меня вызывает сильнейшее сомнение… м-м… сам факт… о, пардон! – он потерял пешку и основательно замолчал.
– Девочки-и! – Люська заворожено обводила всех своими зелёными глазищами. – Ой, девочки-и, высокие, светловолосые. Не то, что наши!
Она метнула взглядом на Гордеева, но лицо железного профорга было непроницаемым.
– А почему они в контакт не вступают? – спросил Кондратьев. Он любил обстоятельный образ жизни.
– Они присматриваются, – сообразила Люська. – Мало ли что.
– Что касается Альфы Центавра, – воспрянул Дима после удачного хода, – то, насколько мне известно, наука отрицает возможность существования жизни на её планетных системах, а, следовательно, цивилизации.
Люська
