, их выбросили потому, как они уже не представляли никакой ценности, но все же еще совсем недавно они являлись настоящими деньгами. От них сильно несло краской. Мы бросали эти пачки в огонь и чувствовали себя настоящими богачами. Я помню, что одной из жертв этой финансовой аферы стал мой дядя – он потерял значительную сумму денег, которую заработал перегоном автомобилей из Германии. С тех пор, когда кто-то делает семейную фотографию, он надевает черные очки.
Наш двор, окруженный тремя кирпичными сталинками, по сути представлял из себя пустырь, в нем были только железные гаражи-ракушки и железный пункт приема стеклотары, который привлекал пьяниц со всей округи. Их манера общаться и любовь к витиеватым мыслеформам и сложнейшим пируэтам мата, постепенно нами осваивались. В большинстве своем это были заводские работяги и люди с тюремным прошлым – так что, еще даже не попробовав взрослой жизни, мы с первых мгновений пребывания в ней уже знали, как следует вести диалог. Только слова этих людей были грубыми – двигались они плавно, даже с некой грацией. Их руки и лица опухли настолько, что невозможно было определить возраст – двадцатилетние и сорокалетние могли выглядеть совершенно одинаково: засаленные, но приглаженные с утра волосы, поношенная одежда, потухший взгляд. Друг к другу они относились с состраданием, опохмеляясь, могли строить планы на день с неменьшей важностью, чем крупные воротилы бизнеса, у которых ключевым моментом дня мог быть крупный денежный перевод, а у них главным в расписании могло быть «опохмелить Иваныча», так как тот сегодня не встал. Тем не менее они все время грозились, друг друга «выебать», нанести «единственный, но смертельный» удар, «закопать», «поссать на могилу» – и все это из-за одного глотка водки. Однажды я видел, как они летним утром вчетвером распивали бутылку водки. Один из них – крупный детина – выпил из горла, но тут, видимо, ему поплохело, колени подкосились, и он начал падать, не выпуская бутылку из рук. Другой алкаш не на шутку перепугался и бросился его поднимать, но третий ему крикнул: «Бутылку, бутылку держи!» А у пивнушки через дорогу – в которой заправлял дядя Саша, и которая являлась Меккой для всего этого сложного контингента – по старинке разливали бодяженное пиво в принесенную покупателем с собой стеклотару. И там можно было услышать не менее трагикомичные диалоги. В 7 вечера, когда пивнушка закрывалась, я как-то увидел последнего клиента. Очередной молоденький дедушка в разных кроссовках успел к окошку и вытряхнул в него мелочь с видом человека, который пришел издалека и заработал их с большим трудом. Посуды для пива у него не было, и дядя Саша нехотя налил ему литр в банку, принадлежавшую заведению – что, в общем-то, было исключением и удачей. Клиент взял пиво, отошел на несколько метров и сделал довольно существенный глоток. Лицо его мгновенно помолодело, и с широко открытыми глазами он сказал: «Вот это пивко! Бальзам!» А дядя Саша, который много лет пивко изготавливал, поглядел на своего покупателя из окошка и метко прокомментировал: «Ну, кого ты пытаешься наебать?!»
Когда матери удавалось загнать меня домой на обед, я садился за кухонный стол и смотрел старенький черно-белый телевизор, который стоял на подоконнике. Я видел новости, много репортажей с мест боевых действий в Грозном, Хасавюрте, Гудермесе и так далее – навсегда запомнив названия всех этих чеченских городов и селений. Я ем мамин суп, а наши солдаты рассказывают в камеру, что чеченцы убивают их товарищей, отрезают им гениталии и засовывают их в рот, перед тем как повесить. Я не всегда понимал, о чем речь, но, когда я выходил во двор, мы играли в «чеченку» – эту игру изобрел Спартак. Мы брали кирпичи и разбегались в разные стороны от ракушек, затем ходили вокруг и между ними и бросали друг в друга острые обломки камней. Главной задачей было попасть в голову. А вечером вся детвора из тех, кто не получил серьезных увечий днем, стягивалась к красным качелям – они были единственные, и, конечно же, их не хватало на всех. Вопрос решался бы по старшинству, но старших пацанов не интересовали прыжки в положении стоя с качелей, набравших полный ход. Дима, старший брат Дениса, Макс, Шершень и Спартак, тогда вовсю игравшие в популярные видеоигры вроде «Мортал Комбат», рассказали нам о них, после чего мы брали себе имена этих видеоперсонажей и сходились в настоящих драках до первой крови или пока один из двух участников не сдастся. Но сдаваться было нельзя – старшие делали на нас ставки, к тому же все это нередко видели девочки. Мы с Диней были самые младшие, но Диню от драк отмазывал брат, поэтому я почти каждый вечер возвращался в крови. Отказаться от драки было нельзя, чтобы тебя не сочли «сы-клом» – после чего лучше вообще не выходить из дома (хотя были, конечно, и такие, но, видимо, у них был какой-то другой дом). Драться пришлось даже моему соседу Гере, несмотря на падение с дерева, после которого он ходил в корсете. Но за меня болел Спартак – высокий, толстый парень, которого все боялись. Хотя никто никогда не видел, чтобы он кого-нибудь бил, все знали – он возьмет что-нибудь тяжелое и убьет. Это просто чувствовалось. Поначалу я всегда проигрывал, особенно Толе, но Спартак объяснил мне, что я самый младший и шансов у меня мало, поэтому драться честно совсем не обязательно. Наносить первый удар исподтишка, бросать песок в глаза, натягивать майку на голову и бить, пока изнутри не проступят пятна крови, бить по яйцам, с ноги в коленные
