их, внушить надежду и наставить на путь правильный. Но исповедь, которую он услышал сегодня утром, окончательно лишила его физических сил. Даже вспомнился лейтенант госбезопасности, который вызвал его на допрос незадолго до открытия церкви.
Молодой человек с голубыми петлицами и с такими же голубыми глазами, увидев входящего в кабинет священника с узелком, сразу попытался его расположить к доверительной беседе.
– Это вы явно поторопились, гражданин Веселовский, – красноречиво кивнул он на узелок, – никто не собирается применять к вам мер социальной защиты.
Несмотря на обращение к нему как к простому мирянину, отец Амвросий понял, что беседа будет очень сложная.
– Вы, как нам стало известно, отремонтировали часовню на сельском кладбище? – проницательно глянул на священника молодой чекист, и батюшка подумал, что часовня будет закрыта, так и не начав службу. – Но ведь у вас нет разрешения, – ледяным голосом произнес лейтенант.
– Да, – кивнул Амвросий, уже не сомневаясь в закрытии церквушки.
– Вы, наверное, решили, что мы вас вызвали для того, чтобы закрыть церквушку? – Лейтенант словно прочитал его мысли.
– Думаю, теперь закроете, – вздохнул батюшка.
– А разве для этого нужно вызывать? – хитро прищурился гэбист. – Проще было бы приехать на «воронке» и загрузить всю секту во время отправления вредного для государства религиозного культа.
Священник с трудом сдержался, чтобы не возразить офицеру по поводу «вредности религиозного культа».
– Так вот, принято решение не закрывать часовню, если вы докажете свою лояльность Советской власти.
– Да-да, – обрадовался священник. – Что я должен сделать?
– Вы, батюшка, – сотрудник безопасности впервые назвал его таким образом, – должны всего-навсего сообщить в органы, если во время исповеди вам станет известно о преступлении против государства. В противном случае у меня есть указание на ваш арест за организацию религиозной секты, направленной на подрыв Советской власти.
– Я согласен, – кивнул отец Амвросий, в памяти которого всплыли слова знакомого священника: «Этой власти служить нельзя, но притвориться не грех ради служения Господу».
На несколько месяцев батюшка забыл о своем обещании, твердо зная, что тайну исповеди не выдаст даже под пыткой. А сейчас вспомнил и растерялся. Ведь последняя исповедь была такой неожиданной.
Церковь уже опустела, когда к нему подошел мужчина старше средних лет, крепкого телосложения, с крупными загорелыми кистями рук. В руках у него был туго набитый желтый кожаный портфель.
– Прими исповедь, батюшка. – Мужчина огляделся по сторонам, явно не желая, чтобы в церкви оказался свидетель их разговора.
– Поведай о грехах своих, облегчи душу, – привычно подбодрил его священник.
– Душегуб
