дорогая, что это вы расчувствовались? Не надо. Вам сейчас нужны исключительно положительные эмоции . . .
В кабинет торопливо вбежала молодая женщина, застегивая на ходу халат, она гнусляво оправдывалась:
– Доброе утро, Мария Ивановна, немножко опоздала. Совсем забыла, что сегодня субботник и Мишка пойдет в школу. Пришлось собирать его. Вроде торопилась, все равно опоздала.
– Вон тебя уже ждет пациент. Работай, – Марья Ивановна указала головой на новорожденного.
– С раннего утра уже роды? – почему-то удивилась женщина.
– А ты думала, что все, как твой Мишка на субботнике? Нет, милая моя, и в субботник бабы рожают, и в войну рожали. Жизнь, милая моя, не остановить.
Марию переложили на каталку и вывезли в коридор.
– Подожди здесь. Сейчас тебя заберут. А у нас еще одну привезли. У нас, понимаешь ли, свой субботник, – Мария Ивановна улыбнулась своим широким лицом и скрылась за дверью родовой палаты. Тело у роженицы еще ныло тупой болью, шевелиться было трудно и неудобно, но это уже была совсем другая, благодарная боль. Хорошо, когда знаешь, что самое страшное позади и нужно только время. Страдания отступят и забудутся, а сын останется на всю жизнь. Стало легко и радостно, вспомнились слова песни, Маша закрыла глаза и непроизвольно шепотом затянула: « . . . по тебе перетолкую, что в себе ношу . . .».
Все время пока дочь мучилась схватками в предродовой палате, Вадим Андреевич с Галиной Ивановной осаждали звонками родильное отделение городской больницы. Когда оба находились на работе, делали это врозь, дома усилия их объединились. К ночи они уже довели медицинский персонал дежурившей смены до истерики. Их уговаривали, успокаивали, обещали позвонить сразу, как только . . . .
Не дождавшись обещанного звонка, Галина Ивановна утром набрала номер родильного отделения. Трубку долго не брали, наконец, сняли, послышалось женское покашливание.
– Алло, алло, – Галина Ивановна произнесла скороговоркой, словно боялась, что связь прервется и она не узнает главного, – у нас дочь рожает со вчерашнего утра . . . .
– Милая моя, – произнес низкий женский голос, – я сейчас смену приняла. Знаю, что в предродовой роженица мается.
– Это наша . . .
– Может быть и ваша. Сейчас посмотрю и решу.
– Но она у вас уже сутки . . .
– И что? Ей уже двадцать три года, а роды первые. Да, приходится мучиться. Стимульнуть не могу,
Спохватившись, что беспричинно оправдывается, голос отрезал:
– Не мешайте, – и бросил трубку.
Из кухни с кружкой в одной руке и бутербродом с колбасой в другой, появился Вадим Андреевич.
– Что говорят? Родила?
– У них, видишь ли, пересменок. Врач еще не видела Машку.
– Значит еще не родила. Почему так долго?
– Почему, почему? Я же говорила, что в роддом еще рано. Это ведь ты настоял: «Вези ее от греха подальше», – с издевкой в голосе, передразнила жена.
