or>События, что внезапно ворвались в размеренную жизнь человечества, представлялись небольшому количеству отличных умов как некое отражение прошлого, а может и будущего в калейдоскопе нескончаемых игр времени. И ведь отражения эти виделись им не просто как однократное отзеркаливание какого-то факта с предсказуемыми углами его падения и отражения, а как нечто большее, гораздо большее. Это скорее напоминало ряд цикличных отражений извилистого лабиринта зеркал, в котором разом нарушаются все до сели известные законы, где меняются лица, формы и где на определённом этапе времени эти отражения вновь врываются в текущую реальность, внося смуту в очередной виток истории. Любая увесистая оплеуха в персональной жизни человека или человечества в целом рано или поздно возвращается, только вот курьёз заключается в том, что её качество, внешний вид, обстоятельства и цели этого внезапного барьера уже иные. А человечество, привыкшее жить только в рамках трёхмерного понимания мира, возмущенно начинает говорить: «Нет, ну мы же знали, готовились, предвидели, но мы ожидали совершенно иного формата беду…». Эта самая беда, вероятно, регулярно трансформируется или мутирует в этом хитром лабиринте времени, в котором ничего никогда не теряется и не исчезает, а лишь ходит по кругу асимметричным колесом, которое и порождает пространство и события нашего стихийного мира.
Художник Ксения Струкова
© Сергей Кучерявый, 2020
ISBN 978-5-0051-1025-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1
Краски сгущались несказанно быстро, народ толком ничего не успевал понять, а тем временем каждая страна одна за другой закрывали свои границы на ключ. Вновь обнаружился некий вирус, точнее группа вирусов, сплоченных всех вместе по функционалу, где каждый чётко и последовательно выполнял свою роль. Самые примитивные из них были ответственны в сферах воздушно-капельного распространения, подавления иммунитета и повышения темперы. Чуть позднее другие становились причинами для сухого кашля, для хаотичного беспокойства органов, что порой приводило медиков к откровенному помешательству. Еще один тайный элемент этой вирусной спайки вызывал в организме человека нарушения углеводного обмена, гипофиз кипел, инсулин лился рекой и как следствие, появлялось неутолимое чувство голода. Когда его выявили, спустя несколько недель легкого, едва настороженного карантина, то посчитали это финалом и начали вводить пациентам вакцину, которую с легкостью изобрели. И всё бы ничего, вроде, как и недуг побеждён, и грамоты, премии, торжественные приемы полетели и публичные лизоблюдства в СМИ тешили народ, но вскоре начали происходить странные вещи. В экспериментальной больнице, там, где впервые сделали инъекцию свежее изобретённой вакцины, случился инцидент с летальным исходом.
– Слушай, Степаныч, это обычный случай. Пациент умер от недостаточности. Да он был заражён этим вирусом, но пойми, у него и без этого там болезней целый букет был, пойми! – негромко говорил главврач экспериментальной больницы главному ревизору эпидемиологу, стоя в своем кабинете, который постепенно погружался в сумерки надвигающейся ночи.
– А ты меня пойми! Я просто обязан доложить! Это тебе не «ветрянка» какая-нибудь! Комитет знаешь, мне итак яйца сжимает каждый день, и я не хочу, чтобы это гребаное положение усугубилось! – вольно отвечал эпидемиолог своему другу и одногруппнику по институту.
Главврач устало, чуть ли не шоркая ногами прошел к столу, включил настольную лампу, тяжело рухнул в кресло и мучительно выдохнул.
– У меня весь персонал измучен, они уставшие как черти и вот когда настал момент вновь работать всем по графику с выходными, отсыпными, проходными, – протягивая, акцентировал слабым голосом Николай Николаевич, – ты требуешь, чтобы все сейчас оставались на своих рабочих местах до объявления результатов вскрытия и выводов лаборатории? Ты псих! – произнес он с дружеской иронией, но лениво повернув голову и глянув на застывшую фигуру стоящего в центре кабинета Павла Степановича, на его неуемный, томный взгляд, он сдал оборону, – ладно садись уже, а то встал тут как буй посреди кабинета.
Главврач нехотя потянулся к телефону, но внезапно сменил направление. Достал коньяк, пару рюмок и какие-то орешки.
– Давай уже звони! Чего резину тянешь?
– Да сейчас наберу, налью и наберу. Нам долго тут еще с тобой гутарить, до утра как минимум. Пока морг там разродится, пока лаборатория раскачается, а всё из-за твоей упёртости! – по-дружески недовольно бурчал Николаич. Он разлил коньяк и поднес рюмку ко рту. Зазвонил телефон. Несколько секунд поколебавшись, про себя отчаянно ругая упрямый и назойливый источник, нарушающий вечернюю тишину, он всё же сделал выбор, явно не в пользу требующего его абонента.
– А вдруг что-то важное? – с ехидным интересом спросил Степаныч, слегка откинувшись на спинку кресла, едва ощутивший
