, для бизнеса, для общества пандемия COVID-19 закономерно стала не просто неожиданностью, а неожиданностью неожиданного типа. Мы привыкли к тому, что экономика мира живет по своим законам, а биологическая жизнь – по своим; единственным существенным местом пересечения было «глобальное потепление». А вот для ВОЗ, для национальных систем здравоохранения, для правительств пандемия никак не должна была стать неожиданной: специалисты неоднократно предупреждали не только о потенциальной возможности вирусной пандемии, но и о возможности соответствующей мутации именно такого вируса. Не должна была, но стала. Ни SARS, ни MERS, ни успешные опыты по созданию высококонтагиозного коронавируса (на базе которых ученые предупреждали, что соответствующая мутация высоко вероятна) не заставили тех, кому налогоплательщики поручили отвечать за мировое здоровье, ни озаботиться заранее подготовкой к созданию вакцины, ни написать эффективные протоколы борьбы с распространением вируса, ни подготовить резервные мощности для массового лечения заболевших. Назад в карантин Спустя почти три месяца после начала эпидемии только-только стали вырисовываться контуры внятного ответа государств на угрозу – внятного, но, похоже, далеко не самого адекватного. Все еще катастрофически недостаточны, казалось бы, очевидные действия. Нужны быстрая организация массового производства и дистрибуции в районы поражения средств защиты, оксигенаторов, аппаратов ИВЛ; обеспечение на уровне высшего государственного приоритета логистики процесса создания вакцин и тестирования лекарств; снятие таможенных барьеров на пути всех товаров первой необходимости; отказ от национальной сертификации всех средств борьбы с вирусом, прошедших сертификацию в странах ОЭСР; отказ от «территориальности» медицинских дипломов и квалификаций на время пандемии и многое другое. Все это если и делается, то совсем недавно, местами и в малых объемах.
Зато активно применяются старые методы – карантины (они применялись и во время «черной смерти» в XIV веке – достаточно безрезультатно). Там, где они сочетаются с тщательным отслеживанием путей движения инфекции, более или менее массовым тестированием и изоляцией всех потенциально опасных, они работают лучше. Там, где упор делается только на ограничение социальных контактов, – хуже. Есть подозрение (и не надо быть вирусологом, это чистая математика), что именно отслеживание и изоляция потенциально зараженных и наиболее рискующих и есть оптимальная стратегия, а карантинные меры практически ничего не добавляют. Во многих местах еще не делается толком ничего. Например, в Москве все еще ограничены возможности сдачи теста, ответа ждать недопустимо долго, продолжают работать общественный транспорт и множество мест коллективного пользования. Это должно приводить к «сценарию Бергамо», вопрос во времени. Однако везде правительственные меры всерьез затронули экономику. Кажется, именно ее все выбрали в священные жертвы, которая должна умилостивить кровожадного демона в короне. Разумеется, существенный экономический эффект имеет сам страх заражения: сокращение социальной активности ведет к сокращению потребления офлайн-сервисов, депрессивное настроение – к снижению общего потребления. Но наибольший удар по экономике наносят установленные властью ограничения. Карантины – это остановка большинства бизнесов и соответствующее снижение доходов их участников, а значит, падение потребления и сбережений. Первое вызывает падение доходов вообще всех бизнесов по цепочке, второе – падение стоимости долгосрочных и финансовых активов. Снижение стоимости инвестиционных активов вызывает переоценку их владельцами своей способности потреблять и в свою очередь приводит к падению потребления. Замещение государствами выпадающих доходов потребителей не будет полным и будет вестись в долг, тем более что налоговые сборы упадут вслед за доходами. Объемы государственного долга будут расти во всем мире, это заложит основу будущей инфляции (в период послевоенного восстановления инфляция всегда наблюдается). Это плохая новость для тех, кто сохранит сбережения. Возможно, для них есть еще одна плохая новость. В предыдущие периоды войн и катаклизмов государства очень часто обращались к накопленным сбережениям и доходам домохозяйств как к источнику средств для поддержания самых бедных слоев общества, самых важных производств, собственных бюрократических систем. Прогноз на завтра: Вирусная депрессия ‘20 До Первой мировой войны налоговая нагрузка на доходы и богатство во всем мире была почти нулевой. Великая депрессия добавила к появившимся подоходным налогам еще и социальные. Во время Второй мировой верхняя граница подоходного налога в США выросла до 94% от дохода, а плательщи- ками этого налога стали уже не 7% американцев, как перед войной, а 64%. Если катаклизм затянется, то вдобавок к будущему инфляционному налогу мы можем увидеть рост налогов на доходы и состояние наиболее обеспеченных членов общества. Война есть война, тут уж не до «бизнес-мотивации» и интересов элиты. Если к власти в США придет представитель Демократиче- ской партии, такой сценарий очень вероятен. В России в условиях долгосрочного падения цен на нефть и с учетом специфики нынешнего премьера этот сценарий тоже вполне возможен. Может быть, мы даже увидим единоразовый «военный налог» на состояние (по аналогии со швейцарским wealth tax). Мы не знаем, как быстро удастся остановить пандемию, но уже понимаем, что
