нужно всегда заботиться, есть ли у тебя деньги на билетик. Если набилось много народа, попросить соседа: «Передайте на билетик, пожалуйста» или самому опустить пятачок (если в автобусе), четыре (если в троллейбусе) или три копейки (если в трамвае) в билетную кассу, покрутить колесико сбоку, отмотать и оторвать билетик. А если пятачка нет, то подождать следующего пассажира, успеть крикнуть «Не опускайте, пожалуйста!», взять у него пятачок и опустить в кассу свой гривенник…
В заводоуправление прошли без задержек, вахтеры уже хорошо знали Витю и сразу пропустили. На втором этаже в коридоре никого не было, Витька уверенным шагом пошел к кабинету комсорга и решительно дернул дверь. Не заперто! Значит, Осадчий планирует вернуться на работу, времени терять было нельзя.
В кабинете Лида как-то оробела, не отпускало ощущение, что они воришки какие-то. Немного давила номенклатурная помпезность – деревянные панели на стенах, ковровая дорожка, огромный стол с тройкой телефонов, портрет Брежнева на стене. Но Витька совершенно не комплексовал, энергично прошел к внутренней двери, которая, судя по всему, вела в смежное помещение. Прижался ухом, послушал, и Лида с Ирой тоже приложились к холодной деревяшке. Действительно, из-за двери слышался какой-то звук, то ли шуршание, то ли шелест и легкое гудение какого-то аппарата. Даже особо ни на что не надеясь, Витя потянул дверь на себя. А она вдруг свободно поддалась. И открыла вид на очень интересное зрелище.
Всю небольшую, метров восемь-девять, комнату занимали магнитофоны, большие катушечные «Юпитеры», и на всех крутились катушки, или, по-модному, бобины. Звука не было, а был слышен только шелест пленки и гудение магнитофонов. Лида даже не знала, что она тут рассчитывала увидеть, но от этой картины остолбенела. Как-то мало это было похоже на машину времени, да и Василича с его таинственным собеседником там не оказалось. Но кто-то все-таки в комнате обитал, и это на его простуженное сопение все дружно повернули голову. В дверях стоял какой-то бесцветный, с длинными волосами, светлыми глазами парень неопределенного возраста, может, лет двадцати— двадцати пяти, и ошарашенно смотрел на них. С не меньшим изумлением друзья таращились на него. Парень был им незнаком, хотя точно утверждать никто бы не взялся, так как лицо его было совершенно невыразительным и «типическим-типическим», такие лица забываешь, едва от них отвернешься.
Первым опомнился Витя и взял инициативу в свои руки:
– Ты кто такой?
– Петр, – просипел парень, но тут же пошел в контратаку. – А вы кто такие?
– Петенька, представьтесь-ка по полной! – В голосе Витьки сначала елей, потом металл.
– Какой я вам Петенька? – Кажется, он уже пришел в себя после неожиданного появления этих наглых подростков. – Для вас, малявки, я Петр Васильевич!..
Вот черт! Да это они! Надо же, какая встреча. На ловца, как говорится. А они не слишком сильно изменились, узнать вполне можно. И молодые они гораздо симпатичнее пенсионеров,
