надеется, что сегодня пахнет как №19. Где было начало всего того, что мы, купив первый замороженный полуфабрикат на ужин, так быстро превратили в груду мусора. Как теперь туда вернуться? Скольким набором слов надо было обладать, чтобы, наконец, признаться, что все эти попытки казаться высшим сортом человеческого создания, правящим миром, создавшим этот мир таким, каким он теперь предстает на канале Discovery – нелепы?
Но разве можно было расслышать ответы за перестукиванием набоек Лабутанов? Разве можно было разглядеть мир за алым отливом чьих-то подмёток? Что значит теперь имя, когда всё вокруг – бренд? Разве не в нём есть новая истинная красота такого продвинутого и такого самоуверенного западного общества, с треском нашедшего свои новые ценности? Разве не в прелести звуков человеческого имени заложены признаки нашего нового совершенства и идеала? Разве не из сочетания этих букв следует правда о нашем прошлом и настоящем? Что вы… Ах, если бы речь шла о гении, но кто думает о гении, видя надписи на ценниках и желая быть там, где кто-то сказал ему положено находиться. О нет. Имя сейчас всего лишь продают. Что такое сегодня ремесло, работа, труд перед желанием блеснуть в месте, продающем гамбургеры по сто долларов? Здесь платят не за искусную строчку на коже, здесь ждут очередного кивка одобрения. Все они в курсе, что их жизнь – самая большая неправда, которая только могла с ними случиться. Но вчерашним вечером они об этом со мной навсегда замолчали, предпочитая кивать и делать вид, что всего лишь подчиняются признакам жизни.
Ложь. Какая простая и досадная ложь, чтобы воспевать её миллионам, убаюкивая на ночь своих детей. Я бы попросила спасти себя из этого мира, в который так сильно стремилась, что вбежала, не попросив вернуть паспорт на досмотре, но в нём уже было слишком удобно обвинять судьбу за её несправедливость, гораздо удобнее, чем открывать глаза рано утром в неизвестность, опаздывая на будничную электричку до работы с десяти до девятнадцати. Я была дикой старательницей, разыгрывавшей роль богемной жертвы в солнечных очках в девять часов вечера. Для каждого мира моя роль была необходима, намного больше, чем актёр её исполнявший. Я слишком сильно боялась, что меня могут в любой момент заменить, поэтому я всё же старалась следить за фигурой, хотя бы изредка, и присоединилась к кружку модных йогистов спа-отелей на краях Земли. Но занятия я всё же пропускала, хотя из этого никто не делал трагедии, потому что я оплатила вступительный взнос и абонемент в этот клуб утренней здравницы для элиты на три года вперёд, так, чтобы о нём можно было забыть. Какого чёрта было вообще стараться ради этой жизни, если она сама мне так просто продавалась, стоило всего лишь отказаться от собственного мнения? Мне кажется, я об этом уже говорила.
Этот островок сегодня кипел полуживыми душами-соперников, которые меня не слышали, не ставили целью услышать и не искали скрытого подтекста в моих пространственных речах об их судьбах. Это был не вопрос личности. Так они поступали
