и не еврей!» – часто добавлял Остап.
Или: «У тебя, пузырь, – роскошная фамилия, ее надо твердить как „отче наш“».
– Командор, маман ругается нехорошими словами… Грозится руки на себя наложить, если я буду продолжать прикармливать бездомных собак.
– Ну, ты ей и скажи, мол, высокопородный благородный пес по кличке Остапус страдает волчьим аппетитом.
– Болит?
– Голова?
– Я без шуток.
– Я тоже, – Остап не торопясь, тщательно пережевывая, смолол бутерброд и прямо из горлышка выпил полбутылки. – Слушай сюда, Коля Остен-Бакен, простофиля, недоросток и предводитель команчей… А не пора ли нам выйти в люди?
И через пару дней мы вышли в люди, предварительно обработав известью пару форменных брюк, украденных у старьевщика.
А так же очаровали природную француженку Эрнестину Иосифовну Пуанкаре.
Она прямо-таки зарделась от внезапного интереса, проявленного непоседой и егозой, то бишь Остапом, к лингвистическим проблемам.
– Мадам, а как будет по-французски бандит? – спрашивал Остап робко.
– Ле банди, – отвечала томно Эрнестина Иосифовна.
– Мадам, а как будет у лягушатников – вор? – спрашивал Остап, степенно устроив руки, как образцовый ученик, задыхающийся от нехватки знаний.
– Ле волер, – отвечала Эрнестина Иосифовна послушно.
– Мадам, а в ихнем Париже имеются нищие? – Остап грустно и жалостливо вздыхал.
– Уи, уи… Э па сельмант а Пари.
– Мадам, и как они, бедняжечки, молят о милостыне у равнодушных парижан?
– Мосье, же не манж па сис жур… Господа, я не ел шесть дней… Мосье, же не манж па сис жур!
– А теперь, мадам, позвольте попробовать мне…
И Остап гнусяво и плаксиво повторил фразу, не ошибившись ни в одной буковке.
– Шарман… Шарман… – Эрнестина Иосифовна вдруг прочувствованно прослезилась: ее упрямый, непослушный, своевольный подопечный внезапно начал делать на языковом поприще потрясающие успехи.
– Мосье, же не манж па сис жур…
На Эрнестину Иосифовну Пуанкаре Остап ухлопал пол-дня, запасая аналогичные речи.
На стибренные с телеги брюки у нас ушло всего полчаса. Вываляли в пыли да проковыряли гвоздем дырки на самых заметных местах.
И утром следующего дня, переквалифицировавшись на время из беззаботных шалопаев в озабоченных нищих (по слухам, самые удачливые из них за сезон становились Ротшильдами), мы отправились пешим ходом (дабы поиметь утомленный натуральный антураж) на дальние дачи.
В дороге Остап растолковывал мне значение магических французских фраз.
– Остен-Бакен Коля, глянь, сколько шныряет босяков. Они утомили народ бездельем и ленью… А мы с тобой не просто пара малолетних попрошаек, мы – падшие ангелы…
– Смотри, какой разгонистый
