росил Дмитрий. Юноша смотрел на Женечку изучающе и даже с некоторым изумлением, будто внезапно осознал, что проглядел нечто в этих серо-голубых глазах, обрамлённых густыми светлыми ресницами, смотрящих на него одновременно доверчиво и с вызовом. Женечка невольно замешкалась, смущённая пристальным вниманием юноши и его вопросом, казавшимся совершенно не к месту в тот волшебный, напоенный любовью и нежностью день. Царапины не пугали её, а вот если огромная рана – не упадёт ли она позорно в обморок?
– Думаю, что нет. Не знаю. Надеюсь, что справлюсь, – наконец произнесла она, стараясь придать своему голосу уверенность. Хотя они с Митей дружили уже почти полгода, Женечка робела в его присутствии и тщательно это скрывала.
«Почему я сейчас об этом вспомнила? Я ему что-то ответила. Митя поцеловал меня тогда? – Нет, это было позже», – в полусне подумала Женечка и перед тем, как окончательно провалиться в тёмное забытьё, успела вспомнить: «Ах, да, мне его давеча опять кто-то задавал. Кажется, Павел Петрович».
Знакомство
Тягучими тревожными ночами Женечка то ли от холода, то ли от какого-то недуга мучилась бессонницей, от ломоты и дрожи во всём теле. Вот тогда она научилась усыплять себя воспоминаниями о прошлом: как будто перелистывала немного пожелтевшие и потерявшие былую чёткость страницы с картинками своего детства, юности. Больше всего она любила возвращаться мыслями в ТУ, ИХ первую зиму. Первая встреча, первый поцелуй, первое свидание, первая любовь… её… единственная любовь.
Как они встретились? Случайно? Женечка была уверена, что нет. Она ни минуты не сомневалась, что они с Митей предназначены друг для друга, а их союз получил благословение свыше. Ей 17 лет, ему – 22. Они познакомились во время гимназического благотворительного рождественского концерта. Собственно, на праздник Женечка могла и не попасть. После рождественской службы у неё разболелось горло, поднялась температура, но утром 27 декабря она проснулась совершенно здоровой. Боясь поверить этому счастью, Женечка прислушалась к своим ощущениям. Горло не болело! Она еще немного полежала, наслаждаясь праздным утром. За окном солнце лениво, нехотя, видимо, находя бессмысленным пытаться обогреть землю в такой мороз, всё же выпустило несколько лучиков, которые, едва коснувшись наледи на окне, заставили её вспыхнуть подобно россыпи бриллиантов. Женечка ещё немного полюбовалась этой картинкой, понежилась в постели. Затем осторожно, немного покачиваясь от слабости, подошла к шифоньеру, отворила дверцу и замерла на несколько секунд, любуясь своим новым платьем. Его пышная юбка из атласа цвета сливок плавной волной спускалась к середине щиколотки, лиф с короткими рукавами из кисеи плотно облегал фигуру, а скромный вырез в форме каре утопал в пышной пене кремового оттенка кружев. Гардеробом Женечки и младшенькой Маши занималась их старшая сестра Варя. Именно по её настоятельному требованию в тот год девочкам вместо парадной гимназической формы сшили платья на выход. Варя решила, что до окончания гимназии, которое должно было состояться в новом году, Женечка выезжать не будет, поэтому Рождественская ёлка должна была стать первым Женечкиным балом. Каждый раз, мысленно возвращаясь в тот день, девушка старалась вспомнить аромат духов, которые ей преподнёс на Рождество отец, маленькую сумочку с бисерной вышивкой, одетую на запястье…
С помощью служанки удалось сплетённые косы закрепить на голове в виде короны. Женечка почувствовала себя взрослой, красивой, с сердцем, открытым неизвестному, но манящему будущему, которое не могло не быть прекрасным. Её переполняло ощущение, что у неё получится всё, чего бы она только ни захотела. В приподнятом настроении, напевая что-то своё, она забежала проститься к Маше. Восторг в глазах младшей сестры сказал Женечке больше, чем зеркало. Маша, хитро прищурившись, вынула из ящика секретера маленькую круглую металлическую коробочку с нежно-розовой пудрой и пушистой пуховкой.
– Вот возьми, припудрись, папа’ не заметит.
Женечка с осторожностью взяла пуховку и провела ею по носу, по щекам. Посмотревшись в зеркальце, осталась довольна: под лёгкой дымкой пудры её лицо выглядело безупречно, и даже несколько маленьких прыщиков на лбу стали незаметными.
– Барышня, барышня, спускайтесь. За вами приехали, – крикнула с лестницы служанка.
Чмокнув Машу в щёчку, Женечка стремглав пролетела по коридору, а затем, приняв степенный вид, чинно спустилась по лестнице. Привратник Митюря помог ей надеть шубку с капором, обитым кроличьим мехом. Перчатки, муфта, сапожки – она готова. У дома девушку ждала коляска, в которой, подпрыгивая от нетерпения, сидела Оля Барашкова – её школьная подруга.
– Что ты так долго? – укоряла она Машу, – опоздаем!
– Здесь близко, не опоздаем, – уверила её Женечка. Не опоздали, но пока раздевались, раскутывались, меняли ботики на туфли, стояли в очереди в гардероб, концерт начался.
Когда девушки вошли в зал, они увидели ряды стульев, на которых сидела разновозрастная публика: тут были гимназисты из соседней мужской
