не ругались, а стояли рядом и волновались, сможет ли Танька громко и внятно рассказать свою стихотворную строку.
А Таньке в школу не хотелось. Чего там хорошего? Начнут еще дразниться…
Первые годы Танька очень старалась и ходила в отличницах. Хорошая память, усидчивость и прилежание – что еще нужно от девочки в начальных классах? Потом, класса с пятого, перешла в «хорошисты».
Нет, такие предметы, как биология, литература, история, родной и английский языки Танька любила и знала хорошо. Она не могла осилить математику. Танька не обладала ни абстрактным, ни логическим мышлением. Она старательно слушала учительницу, когда было нужно, кивала, и вроде бы все понимала, но по окончании урока в голове ничего не оставалось. Приходилось зубрить.
Одноклассников Танька сторонилась, друзей так и не завела. На переменах уединялась с книжкой в уголке, где потише. Девчонки сначала считали ее воображалой, а потом, сообразив, что она просто – другая, не такая, как они, стали дразнить идиоткой.
Танька делала вид, что ей все равно.
Класса с третьего Танька вдруг стала быстро расти, вытянулась, обогнала сверстниц. Дылда-дылдой – коленки и локти острые, ключицы выступают. Одежду стали покупать на размер больше, «на вырост», но через два-три месяца руки уже торчали из рукавов.
– Иезус Мария, – всплеснула руками приехавшая погостить на Новый год бабушка Магда, – в такой одежке только от долгов бегать.
В детстве Танька стеснялась полноты, сейчас – худобы и роста. Стала сутулиться.
В январе 1985 года, вскоре после новогодних каникул, папу задавило трамваем. Почти у самого дома, когда он как обычно под хмельком возвращался с работы. В тот день мела поземка.
В отцовском кармане нашли шоколадку «Аленка». Целую, даже немятую, хотя его тело измочалило, как половую тряпку. Танька тогда училась в четвертом классе, ей было девять с половиной лет.
– Что же это деется? – сокрушались во дворе бабушки. – Мужиков, как косой косит, вино проклятущее.
– Никто насильно в рот не льет, – рубила сухеньким кулачком морозный воздух правдолюбка Лида из сороковой квартиры. – Куда ни глянь – одни бабы. В театрах, концертных залах, музеях, на выставках и экскурсиях – бабы. И дети, и дом на них, бедных. И работают не меньше мужиков. А те после работы в домино стучат, или на диване – брюхом кверху, а то вино лопают. – Будь ее воля, Лида собрала бы всех мужчин и отправила на необитаемый остров, за колючую проволоку. – Прошлую зиму, – кипятилась женщина, – Алешка к брату в Лодейное поле ездил – тот охотоведом работает, – так вышел собаку покормить пьяный, сунулся в сугроб носом и проспал до утра. Волки ночью собаку прямо на цепи сожрали, а Алешку не тронули, так самогоном от него разило. Но сколько веревочка не вейся…
– А что ж Валентина теперь? Одна с дочкой малой… – вздыхали бабушки.
– Валентина не пропадет, – успокоила Лида. – Сама видная, и – при квартире.
