/emphasis>
Вечер – пора чая и сплетен, утро – время кофе и новостей, а обед – это стол.
Элегантная, но рано увядшая женщина положила газету на белую скатерть.
– Ты это уже видел?
– Про новые санкции? Видел. Убери.
– Альфия возвращается. На полстраницы заметку с фотографией напечатали.
Мужчина оставил ложку в тарелке и поднял загорелую бритую голову.
– Где?
– Вот. Крымская романистка, покорившая французскую Ривьеру, лауреат национальных литературных премий России и Франции возвращается на Родину.
– Помолчи.
В светлой просторной столовой огромного особняка, угнездившегося сразу на нескольких террасах над морем, повисло напряжённое молчание. Наконец мужчина брезгливо отбросил газету.
– Значит, она получила грант на написание сценария для фильма. Ну-ну.
– Как думаешь, она приедет сюда?
– Если ты имеешь в виду этот дом, то ноги её здесь не будет. Ну, а что касается полуострова, я, к сожалению, не весь его пока выкупил, так что не могу помешать ей приехать на Родину. Хотя искренне недоумеваю, что она собралась здесь найти. Семью? Так нет уже никого. Дом? Их халупу снесли давно.
– Может быть, вдохновение? – робко предположила женщина.
– Чушь! Подумаешь тоже, писака какая выискалась! Вдохновения ей надо! Ну, пусть только сунется, если наглости хватит. Пусть только посмеет!
Серебряная ложка с глухим стуком шлёпнулась на скатерть. Бордовая капля сорвалась с края, и пятно от наваристого борща расплылось и стало бурым…
Длинные стройные ноги в голубых джинсах всем мешали: о них запинались люди, застревали сумки на колёсиках, цеплялась тряпка со швабры уборщицы, но их хозяин и не думал как-то подогнуть ноги под себя. Причина, очевидно, была в запахе, поскольку от упакованного в джинсовый костюм парня разило перегаром.
В Домодедово объявляли рейс за рейсом, а парень в зале ожидания всё спал.
Полицейские растормошили его и потребовали документы.
– А я тебя с щетиной не признал, – сказал полицейский, возвращая паспорт.
– А кто это? – спросил второй полицейский.
– Тоже не признал? Вот, полюбуйся, Костик Рогов из нашей сборной. Крутил педали, пока под зад не дали. Пошли.
– Мы чего, его не забираем?
– Да кому он теперь нужен, забирать его? – с ненавистью произнёс первый полицейский, – чемпионат мира профукал, из команды выперли, вот он и запил.
– Я б тоже запил! – заметил второй полицейский.
– Да ты бы всю страну допингом не опозорил. Пусть валяется. Идём.
Они ушли, а парень застонал и снова безвольно откинулся на сиденье, вытянув ноги на проход…
В Шереметьево их встретила группка журналистов.
– Госпожа Шихматова! Как Вы находите Россию спустя тридцать лет?
– Как Вы планируете реализовать грант на написание сценария для серьёзной кинокартины, ведь Вы известны как романистка, которая годами писала банальные любовные истории, и лишь один Ваш роман удостоен серьёзных литературных премий?
– Кто является продюсером будущего фильма? Правда ли, что это Рашит Чегодаев, член комиссии гранта, бизнесмен и меценат? В каких Вы с ним отношениях, и как эти отношения повлияли на получение Вами гранта?
– Уже известен режиссёр будущего культового фильма?
– А Вы будете участвовать в подборе актёрского состава?
– Где именно Вы будете писать сценарий?
– У Вас уже есть идея сюжета?
– Куда Вы отправитесь из Москвы, госпожа Шихматова?
Романистка вздохнула. Возиться с ними – вот совершенно некогда, а не ответить на приветствие – нарушить пункт в довольно жёстком договоре на грант. Опять же, промолчишь – они чёрт-те знает, что понапишут, потом не отмоешься. В общем-то, по любому напишут, так что лучше вон на ту камеру поработать, всё же телеинтервью перемонтировать сложнее, чем просто интервью переврать. И она, мило улыбнувшись коллегам по цеху, не сумевшим выбиться на вершину литературной лестницы, кивком царственной головы, увенчанной шляпкой с вуалькой, подозвала телевизионщиков. Остальные подтянулись и замерли, внимая.
Дорогие коллеги, просто госпожа Альфия – так её зовут во всём мире.
В России она не была двадцать семь лет, но никогда её в душе не теряла, впрочем, всё прекрасно, Родина есть Родина.
