style="font-size:15px;"> Артамонов нахмурился, кольнул быстрым взглядом говорившего, словно справился, не потешаются ли над ним. Воронихин угадал его недоумение и серьезно сказал:
– Карл Иванович говорит правду. В главном городе Италии, в Риме, в великолепнейшем дворце эта самая статуя помещена в особой комнате. Свет на нее падает сверху, и люди, входя в залу, как в храм, изумляются этому произведению неизвестного гения. Правда, сразу понять его мудрено…
– Чего ж не понять, коли людям понятно, – сметливо ухмыльнулся Артамонов, – глаз тут вострый требуется, а не ученость… Вот, примерно, песню, – у кого ухо есть, и безграмотный схватит, а нет уха – наукой ему не вобьешь. У меня родной племяш пастухом, так он из костра уголек вытянет, овечку на камешке, как живую, начиркает. А кто обучал? Босой да сопливый…
– Скажи-ка, нам, Артамонов, на совесть, – указал Воронихин на Ватиканский торс, – видится тебе что в этом безголовом?
Артамонов окинул всех умными, острыми глазами и проговорил, не смущаясь;
– А вижу я на этом обломе, что спина у мужика согнувши, а живот легко втянут, с боков, как у живого, мускулы явственны, и ребра под ними чуешь и кожу на них. Все без обмана, весело сработано! В столь точном виде, что прямо сказать, – дальше некуда! И еще скажу, сдается мне, что ничего к этому облому добавлять нет надобности, чтобы цельный человек увиделся… Ну, этого в точности я рассказать, Андрей Никифорович, не сумею, вот разве иной раз заглядишься, как в тихой воде солнышко отражается, и радость тебя возьмет: не велика, кажись, лужица, а солнце в ней как есть целиком.
– Да ведь это в переводе на образованный наш язык звучит так, что важно показать хоть малую, дробную часть совершенства, чтобы получить ощущение совершенного целого. Но как это постиг самокатчик? – изумился Росси.
Артамонов вдруг низко поклонился Воронихину:
– Спасибо, Андрей Никифорович, уму-разуму учишь, я сюда еще много раз заверну, а сейчас отпусти – по базарам охота пройтись, подручного из оброчных выискать, одному всей работы мне не поднять.
– Ну и ловкач, – засмеялся Воронихин, – видать, надоели тебе антики! Да ты знаешь ли, где стоянки оброчных? Могу их тебе перечислить, мы там натурщиков выбираем.
– Не утруждайтесь, Андрей Никифорович, – сказал Митя, – я сам пойду с Артамоновым.
И оба скрылись в гулких коридорах Академии.
– Вот что, Шарло, – сказал Воронихин, кладя руку на плечо Росси, – нам необходимо провести вечер вместе с Баженовым. Я – старый ученик и друг его, ты – новое поколение, подающее великие надежды. Не дадим ему почувствовать горькое одиночество гения среди чиновников и врагов хотя бы сегодня, в этот важный для его жизни день.
– Я счастлив, что вы обо мне вспомнили, – ответил взволнованно Росси, – а сейчас разрешите передать вам чертежи и планы Михайловского замка, они уже в канцелярии.
