самолёт, как большая птица становился на крыло и летел не хуже своих живых собратьев. Нам трепал волосы встречный ветер, наполняя сердца радостью и возбуждением. Гордостью, что мы можем то, чего не может почти никто.
Самым сложным оказалась посадка, сколько самолётов полетело вниз и разбилось, когда становилось ясно, что я не могу управить его вернуться на ровную площадку, откуда мы взлетели. Сколько их обломков валяется внизу, пока я не сумел сделать так, чтобы и крылья и хвост меняли угол и настолько, подчиняясь рулю так, чтобы спуститься на ровный уступ скалы, откуда мы взлетали.
А теперь… На далёкие расстояния можно улететь. Мы ещё не пробовали летать дальше, чем над нашими горами и безлюдными скалистыми берегами, опасаясь показываться людям, для чего людям тайны предвечных? Только пугать…
Вот и сегодня мы пролетели круг над долиной, внизу которой таились ложбины с глубокими оврагами, так не разглядишь, а с этой высоты многое видно, что не заметно с роста человека, хоть и со скал. Скалы не в небе, а лишь на краю неба…
Мы сели на нашу скалу, которую теперь называли Летучей, и, чувствуя себя счастливыми покорителями нового Моря, на сей раз воздушного, просто лежали на мягком мху, ковром покрывающем всю Летучую скалу. Солнце ласкало наши тела, ветер перебирал наши волосы, я распустил Аяе косу, желая зарываться лицом и пальцами в её чудные локоны. В лучах солнца сгустилось блаженство, наполняющее мою жизнь.
Моё счастье безгранично, как это небо над нами, и только одно печалило меня – у нас не было детей. Впервые в жизни я, произведший на свет несколько сотен, а может и тысяч потомков, осознанно хотел детей, впервые за тысячу с лишком лет, и я не имел их от единственной женщины, от которой мечтал иметь. То, что её не слишком печалило это обстоятельство, огорчало и даже обижало меня. И ведь я наверняка смог бы помочь ей, вылечил бы, как излечивал много других женщин от этого страдания, но для неё это не страдание. Для неё это промысел Богов, которые, как она считала, имеют планы на каждого из нас.
Вот и сейчас, на этом утёсе, будто нарочно созданном для нас, мы, обнажённые, лежали, глядя на высокие облака в светлом дневном небе. Солнце пронизывало кажущуюся бездонной голубизну, но мы с Аяей знали, что там, выше, дальше этой синевы по-настоящему бездонная чернота, заполненная звёздами… но может и она не бездонна?..
– Яй, ты… Я приготовлю особенный отвар и ещё капли, ты… Поверь, месяца два-три и… – сказал я.
– О-огник… – протянула Аяя и села, обняв свои колени.
Я протянул руку к её волосам, укрывшим ей спину, их тёплый мягкий шёлк скользил между моих ласкающих пальцев.
– Почему ты не хочешь? Ну почему, Яй?! – я убрал руки от неё и тоже сел, посмотрел в её лицо.
Она щурилась, и солнце золотило кончики её невероятных ресниц.
– Потому что я знаю, я чувствую, что… – она нахмурилась. – Что сейчас этому не время.
Я вздохнул
