ключая замок в Трансильвании, поэтому мы остались в буквальном смысле этого слова на бобах.
Впрочем, я не отчаиваюсь, так как роль принцессы на бобах мне очень идёт. По крайней мере, моё желание как следует поплакать и попереживать о собственной тяжкой доле наконец-то исполнилось!
Когда мама сказала, что я должна некоторое – очень неопределённое по сроку – время прожить с отцом, я едва не свалилась со стула. Отца я никогда даже не видела, а само его имя было предано остракизму в нашем доме. Во-первых, он не граф, увы, не герцог, отнюдь не принц и даже не барон! Во-вторых, он алкоголик и импотент. Правда, у меня сразу же возникли справедливые вопросы насчёт моего происхождения, но мамочка загадочно молчит, а я прикидываю год изобретения виагры.
Иногда мамочка совсем сходит с ума и намекает на Элвиса Пресли, мол, когда-то она была с ним знакома и даже пила на брудершафт после одного из его концертов, когда он уже инсценировал свою смерть и прикидывался своим двойником.
Когда же я узнала, что буду жить в каком-то заброшенном американском штате где НИКОГДА не бывает солнца, я подумала, что меня хотят заточить в башне, словно какую-то принцессу из давно уже немодной сказки. Как это, не бывает солнца? На Луну меня, что ли, отправят, хотя и там вроде бы имеются солнечные дни… Кажется. Не была, не знаю.
Мамочка сделала пластическую операцию, дала взятку из последних наших денег, получив поддельные документы, где ей скосили двадцать лет. Теперь она выдаёт себя за практически мою ровесницу, ищет молодого и богатого принца, или, на крайний случай, роль в Голливуде, поэтому меня нужно убрать. И я ещё должна сказать спасибо, что не в прямом смысле этого слова!
Мамочка выглядит на все сто – я не имею в виду, что на сто лет! – обещает в будущем мне подкинуть деньжонок, поэтому я и согласилась исполнить её желание.
Точнее, это она говорит, что отец уже много лет слёзно умоляет позволить ему со мной познакомиться, но я не верю. Он ни разу не звонил при мне, а так как я после детского садика и школы всё равно никуда почти и не ходила, то можно смело сделать дедуктивный вывод в стиле Шерлока Холмса, что он не звонил вообще.
Итак, меня погрузили в самолёт с одной маленькой сумочкой – вот и всё моё имущество. К счастью, я успела прихватить чековую книжку бабушки, которая смогла кое-что скопить за свою жизнь, и почему-то не спешила этим делиться ни с мамочкой, ни со мной, хотя и живёт за наш счёт в нашем же доме.
Страшно хотелось курить, но я заглушила это непристойное желание, выпив полбутылки шампанского – со мной поделились своим шампанским десяток мужчин в салоне. Правда, ни одного принца или даже Элвиса я среди них не заметила. Ничего, будем искать. Итак, будущее, бойся меня, я иду! Точнее, лечу!
***
Уже в самолёте я начала нервничать. Конечно, я боюсь летать, как и любой здравомыслящий человек, учитывая, что в случае падения тебе, в лучшим случае, вручат резиновый пояс для плавания, а уж на парашюты наше правительство даже и не собирается разоряться, как и на катапульты для каждого сидения.
Видите ли, мне всего лишь восемнадцать лет и, хотя я и выгляжу на эти восемнадцать, мне придётся учиться в новой школе!
Вы же понимаете, какой это ужасный стресс?!
Новеньких все ненавидят, они автоматически становятся ковриками для вытирания ног, пока их не отфутболят в одну из популярных школьных классификаций: заучки-ботаники, девочки из группы поддержки, накаченные спортсмены-мальчики и просто богатые и крутые.
Вот интересно, а что, человек не может быть одновременно умным и богатым, плюс сниматься в "Плейбое?"
Увы, в каждой школе я всегда была среди тех, кого ненавидят, презирают и унижают: среди ботаников.
Да, у меня такая тонкая талия, что Скарлет О'Хара повесилась бы от зависти, у меня четвёртый размер груди без всякого силикона – привет Анне Николь Смит на тот свет! – и длиннющие ноги. При этом моё личико кукольное, так что любая Барби может идти покурить, натуральные золотистые густые волосы до талии, а глаза – большие, цвета самых настоящих, не поддельных, изумрудов.
Но всё это не имеет значения, так как я ношу очки, люблю делать из волос хвостик – хотя все мои заколки ломаются после таких экспериментов, так как не могут удержать буйство моих кос. И ещё при этом я читаю Шекспира, знаю, кто такой Эдгар Аллан По, и слушаю классическую музыку на плеере.
И, конечно же, я понимаю, что опять стану в классе занюханым ничтожеством, и меня посадят за столик к настоящим ботаникам, которые меня всё равно будут изгонять из своего круга, так как я ничего не смыслю в программировании и не помню таблицу умножения.
Но, блин, я же в Америке живу! Тут никто не умеет считать самостоятельно, так как мы все поддерживаем электронную промышленность и массово скупаем калькуляторы.
И, что самое ужасное, я люблю
