совершить любой рискованный поступок, о котором потом приходилось сожалеть. Таким образом, ему, можно сказать, была свойственна некая медленная, подспудно созревающая все та же вспыльчивость и отсутствие дальновидной рассудительности, что как-то странно сочеталось со способностью довольно трезво мыслить в тех случаях, когда дело не касалось его самого.
И кроме того, Дубровский однолюб, в чем читатель убедится впоследствии.
Что же касается Александра Нелимова, то он, при всей своей осторожности и дальновидности, умел не поддаваться философским наваждениям и был Дон Жуаном. Причем донжуанство это, поощряемое обстоятельствами и многими особами, желающими подтвердить сделанное когда-то Александром открытие, что женщина устроена совсем не так, как мужчина, а гораздо интереснее и загадочнее, развивалось и все более и более подчиняло его.
И в отличие от всезнающего читателя я не знаю, считать ли такое развитие положительным или требующим строгого авторского порицания. Признаюсь, я всегда стараюсь угодить женщинам, а ведь они подчас совсем не строги к Дон Жуанам и часто готовы простить их страстность и даже некоторое непостоянство.
Сходные черты и различия сближали Нелимова и Дубровского и требовался только какой-нибудь незначительный случай, подтолкнувший бы этих, поначалу безразличных друг другу молодых людей, к настоящей дружбе.
И такой случай незамедлил представиться.
В один из дней ранней весны, когда солнце, благодаря наклону земной оси к плоскости орбиты, возвратилось в наше северное полушарие и сияло среди животворящих, излучающих синеву небес над ослепительно белыми снегами, скрывающими пашни, и теплым, мягким шафрановым светом наполняло сквозь еще двойные окна гостиную старого заполенского барского дома, Александр Нелимов и Владимир Дубровский быстро покончили со скудным обедом и, не имея надежды на ужин, вспомнили слова воспитателя Александра Македонского, говорившего, что лучшие повара для завтрака – ночной переход, а для обеда – скудный завтрак.
Исходя из этого исторического высказывания, они попытались вывести мысль о том, что отсутствие ужина после скудного обеда даст им возможность выдать своему желудку грядущий завтрак за настоящее пиршество.
Поупражнявшись в этих обнадеживающих силлогизмах, молодые люди принялись сравнивать действия Гая Юлия Цезаря при осаде города Алезии, построенного еще самим Гераклом, в Лугданской Галлии или, точнее, на землях мандубиев, при реках Лутозе и Озере, с попыткой светлейшего князя Потемкина прославиться тем же самым способом под стенами Очакова, воздвигнутого турками на месте знаменитой древнегреческой Ольвии, упоминаемой великим Геродотом, и удобно располагавшегося на берегах Черного моря и Днепровско-бугского лимана, мелководного и потому не доступного линейным кораблям с глубокой посадкой, что мешало турецкому флоту расстроить замыслы Светлейшего.
В гостиную вошел Тришка, слуга Александра, и, сделав
