скульптурных изображениях греческих богов и героев в более позднее время стали прикрывать листком фигового дерева, то есть смоковницы, полагая, что это место никого не интересует, что совсем не соответствует высокой истине, а только будит любопытство стыдливых девиц и даже самих юношей, обеспокоенных заботой о совершенстве и соответствии образцам высокого античного искусства.
Жоржетта тоже не успела поспать этой ночью. Но она и не думала спать. Она лежала рядом с Мишелем в позе бесстыдной вакханки, на правом боку, изящно подперев согнутой в локте рукой свою прекрасную голову и небрежно, но очень красиво изогнув в колене левую, ещё более прекрасную, ногу. «И вся она была словно изгиб», – сказал бы какой-нибудь восточный поэт, искушённый в описании неги телесных наслаждений гарема, а поэт европейский, обычно не пресыщенный удовольствиями плоти и о них только мечтающий, увидев в этот момент Жоржетту, потерял бы способность подбирать рифмы, да и вообще дар речи.
Прелюдия к содержательной беседе
Итак, Жоржетта не спала. Слишком долго она ждала своего триумфа, чтобы после окончательной победы просто уснуть. Она то прислонялась щекой к груди Мишеля, то, принимая прежнюю позу, водила пальчиком по его губам, по подбородку, по груди, вспоминая их первую ночь, когда Мишель завладел ею и владел так сладостно и клялся владеть всегда, и, перепутывая воспоминания с тем, что он вытворял с ее телом этой ночью, она наполнялась торжеством победительницы и восторгом, предвкушением обладательницы.
Он – мой, эти губы, эта грудь – мои. Теперь уже навсегда он овладел мною, навсегда! Он, глупенький, пытался убежать от меня и убежал, но он не смог забыть меня, он вернулся, он пришёл!
Она была так обижена на него – но он пришёл! Она была так зла на него – но он пришёл! Она даже проклинала его – но он пришёл! Она хотела беспощадно мстить ему – но он пришёл, он хочет её, он владеет ею, ею, только ею, и уже никто никогда не отнимет его у неё!
О, как же страстно он хотел её, только её всю эту ночь! Так вот она какая – сладость, женский час, о котором ей когда-то рассказывала горничная, вожделенно тая от одних только воспоминаний! О, теперь она знает, что это такое! Она уже почти возненавидела его – но он вернулся, он пришёл, и теперь уже она никому не отдаст его.
Мишель в полудреме приоткрыл глаза и увидел над собой лицо Жоржетты. «Как же она все-таки красива… Дьявольски красива…» – преодолевая сон, подумал он.
– Думаешь, как сбежать? – шутливо-вкрадчиво спросила Жоржетта.
– От тебя? Разве от такой красавицы сбегают?
– Но ты ведь сбежал?
– Я?
– Ты.
– Когда?
– Тогда, после нашей первой ночи…
– Но я вернулся.
– Ах, он вернулся! А может, я совсем не желаю видеть тебя, изменника!
– Не желаешь видеть? Ну так всю ночь было темно… – попытался шутить Мишель.
– Замолчи, негодник! Он вернулся! Да кто тебе
